— О, если это вы обо мне, — сверкая глазами, восклицает Зося, — то меня никто не спасет! С той минуты, как Ядзя Зайдлер увидела, как он целовал панну Иоанну, жизнь моя разбита. Так это он не ради меня заглядывал в классы, не меня искал, когда со двора смотрел на наши окна, так потому он не поднял розы, которую я ему бросила. Но я не стану им мешать; я умру, конечно, не ради этой кокетки, а ради него. Пусть будет счастлив, с кем хочет, хотя у меня предчувствие, что когда-нибудь он обо мне пожалеет…
При этих словах Зося заливается слезами, а панна Магдалена смотрит на нее в изумлении.
— Зося, милая, что ты болтаешь? Кто мог целовать Иоасю?
— Да уж больше некому, как пану Казимежу! Вскружила ему голову эта хищница, завидно ей.
Панна Магдалена торжественно поднимается с диванчика и говорит:
— Панна Иоанна классная дама и порядочная девушка, она никогда не позволила бы пану Казимежу целовать ее.
— Вы в этом уверены? — спрашивает Зося, складывая руки.
— Я в этом совершенно уверена и жалею, что доверилась тебе…
— О панна Магдалена!.. — сквозь смех и слезы говорит умоляюще Зося.
— Ты ребенок, — строго прерывает ее панна Магдалена, — и не понимаешь, что в жизни женщины могут быть дела поважнее всяких любовных восторгов. Ты сама убедишься в этом, когда тебе надо будет подумать о чужой нужде, когда придется спасать других…
— Я уже спасена, я уже не умру, панна Магдалена! Теперь я все понимаю! Ядзя сама, наверно, в него влюблена, вот она и бросает на него тень, чтобы я от него отвернулась. О, я уже обо всем догадалась!
Она осыпает панну Магдалену поцелуями, вытирает слезы и убегает из гостиной.
«Ах, какая она глупенькая! — думает панна Магдалена о своей юной подружке. — Если бы пани Ляттер рассказала ей все, как мне, и ей пришлось бы ломать голову, как помочь начальнице, вся любовь у нее улетучилась бы… Разумеется, Ада одолжит начальнице денег, но что станется до тех пор с моей головушкой!»
Все тоскливей и тяжелей на душе у панны Магдалены. Ей не хочется уже поделиться с кем-нибудь своей великой тайной, нет, ей хочется знать: неужели у всех пробуждение сознательной мысли сопряжено с такой тревогой? Ведь еще в приготовительном классе, даже дома, ей приказывали мыслить; семь лет она мыслила по школьной программе, будучи в пансионе, вот уже год она мыслит без программы, будучи классной дамой; но никогда ей не казалось, что мыслить — это так ново и так оригинально!
Она чувствовала, что после разговора с пани Ляттер в душе ее пробудились чувства, каких она до сих пор не знала, хотя ее с первого класса называли мыслящей девочкой.
