— О, если бы вы знали, как мы бедны, сударь! Вот уже третий день, как мы едим один хлеб да сырые огурцы.
— Когда я был в вашем возрасте, сударыня, я и сам ел не лучше.
— Отцу все хуже, он совсем теряет рассудок…
— И в этом я неповинен.
— Элюня моя на глазах тает…
— Продайте землю, найдутся деньги и на врача.
Констанция вскочила с места.
— У вас нет сердца.
— Зато деньги на покупку земли у меня найдутся.
Глаза женщины заискрились.
— Сударь! Вот что я вам скажу! Я знаю, что людей вам бояться нечего, но помните, что бог справедлив, и он покарает вас!
И она пошла к дверям.
— Вас он уже покарал! — крикнул вслед уходящей ростовщик и отступил в глубь своей таинственной комнаты.
Прошло полчаса, прежде чем он успокоился и, выглянув снова, позвал служанку. Когда она вошла, он спросил:
— Мацей вернулся?
— Вернулся, сударь, — ответила старуха.
— Меня несколько дней не будет дома. Юдка меня заменит! Помните о дверях.
— Слушаю, сударь.
— А теперь спокойной ночи!
Старушка приблизилась к оконцу.
— Что тебе, Мацеёва?
— Сударь!.. Правда, что наш панич вернулся?
— Вернулся, вернулся! — ответил ростовщик с оттенком довольства в голосе. — И велел повысить вам жалование…
— Покорнейше благодарим, сударь, — говорила Мацеёва, целуя руку ростовщика, — но…
— Что еще?
— Нельзя ли: мне увидеть панича? Ведь уже лет восемь…
— Не теперь. У женщин слишком длинные языки.
— Ничего не скажу, сударь, золотой мой, чтоб мне сквозь землю провалиться… только бы мне его увидеть! Он такой добрый, гостинцы нам присылал, передавал поклоны, пусть же мои глаза его еще хоть раз увидят перед смертью…
Минуту царило молчание, потом ростовщик изменившимся голосом сказал:
— Иди, старуха!
И он приоткрыл замаскированную в стене дверь в свое таинственное убежище. Это была огромная мрачная комната, заставленная множеством шкафов, сундуков и ящиков.
Старуха боязливо озиралась кругом.
— Взгляни сюда! — сказал ростовщик, показывая на стену против окон.
Здесь висел превосходный портрет юноши лет двадцати трех-четырех, с голубыми глазами и светлыми вьющимися волосами. Лицо, казалось, жило и улыбалось.
— Смотри, старуха, это он! Сам себя написал! Что, узнала бы ты его?
— Как живой! — ответила женщина, молитвенно складывая руки.
— Правда, изменился, а?.. Когда ты его впервые увидела, он был более жалок, чем пес, у которого есть своя конура, а сейчас… сейчас он большой барин, у него сотни тысяч, у него будет дворец… Ему нечего было есть, а сейчас около него кормятся люди… Да какие! Правда, старуха, изменился мой мальчик?.. А?
