– Будь я королевой Франции, то наверно имел бы такое же легкомысленное сердце, – сказал Жильберт. – Но если бы ваше величество сделались Жильбертом Вардом, то, может быть, вы были бы ещё печальнее меня.
И он с горечью засмеялся. Элеонора подняла брови и спросила с оттенком иронии;
– Вы так молоды и уже имели столько огорчений?
Но в то время как она смотрела ему в глаза, на его лице появилось выражение истинного, жестокого страдания, которое невозможно скрыть.
Он опёрся на стену, устремив неопределённо глаза перед собой. Тогда королева, видя, что неосторожно коснулась незалеченной раны, бросила на него взгляд сострадания и снова закусила розмариновый побег; понурив голову, она медленно пошла к следующему устою.
Там она повернула назад и, направившись обратно, подошла к нему. Прикоснувшись пальцем до его скрещённых рук, она посмотрела ему в глаза, устремлённые далеко через её голову.
– Я не хотела ни за что на свете причинить вам нравственную боль, – сказала она очень серьёзно. – Я хочу быть вашим другом, лучщим другом… Понимаете вы это?
Жильберт пришёл в себя и, опустив глаза, увидел приближённое к нему лицо Элеоноры. Это положение должно было бы его взволновать, но сходство королевы с его матерью поставило такую между ними ледяную преграду, о которой он даже не помышлял.
– Вы очень добры, государыня, – сказал он. – Бедный оруженосец без пристанища и состояния не может быть другом королевы Франции.
Она слегка отодвинулась, но её рука продолжала опираться на руку Жильберта.
– При чем же земли и состояние в вопросе дружбы… любви? – спросила она. – Очаг дружбы в сердце тех, кто её испытывает, благоденствие дружбы – вера в неё.
– Да, государыня, это должно быть так, – ответил Жильберт.
Её голос разгорячился и задрожал.
– Тогда будьте моим другом, – продолжала она.
Её рука протянула ему руку в ожидании, что Жильберт положит в неё свою.
Он взял её и поднесь к губам, делая жест, что преклоняет колено.
– Поберегите это для двора, – сказала она. – Когда мы одни, воспользуемся нашей свободой и будем простыми человеческими существами, мужчиной и женщиной, другом и подругой.
Жильберт все ещё держал её руку и видел только настоящую истину, под маской дружбы которой она скрывала разрастающуюся любовь. Он быль молод и считал себя одиноким, почти без друзей. Его сердце внезапно наполнилось благотворной теплотой, смешанной с действительной признательностью в настоящем и самой рыцарской преданностью в будущем.
