Алтайская повесть | страница 58
– Что здесь происходит? – повторил он строго. – Кричат… Цветок свалили… Такой цветок был хороший!
Чечек испуганно посмотрела на Костю, потом на директора.
– Это не я! – быстро сказала она. – Это он!
Костя посмотрел на нее, и в глазах его сверкнула такая ярость, что Чечек сразу испугалась, как бы он не забыл, что она не парень.
Анатолия Яковлевича душил смех, он больше не мог сдерживаться при виде этого разъяренного «Петра» и, едва вымолвив: «Уберите все!» – выхватил носовой платок и, уткнувшись в него, быстро вышел из класса.
Костя снял мундир, бережно положил его на парту и стал собирать черепки.
– Давай я тебе помогу, а? – сказала Чечек.
Костя молчал. Чечек подошла поближе, присела на корточки:
– Кенскин, давай я землю сгребу… Не пачкай, не пачкай руки, я сама!
– Не надо, – ответил Костя не глядя.
Чечек погрустнела, притихла.
За дверью раздались приглушенные голоса, отрывистые, тревожные:
– Не видали Кандыкова?.. Костя! Кандыков!.. Где он? Ему сейчас на сцену! Последнее действие, а его нет!
Дверь распахнулась.
– Он здесь! – крикнул Репейников. – Вот он!
– Иду, иду, – сказал Костя, поспешно отряхивая руки и хватая мундир.
Репейников скрылся, крича кому-то:
– Он идет!
– Кенскин… – тонко и жалобно позвала Чечек, – уж ты и рассердился!
– Да, рассердился, – ответил Костя, не оборачиваясь.
– Из-за какого-то цветка!
– Не из-за цветка, а из-за того, что плохо поступаешь.
Чечек вышла вслед за ним из класса.
– Кенскин, ведь я же знаешь как Анатолия Яковлевича боюсь!..
– Значит, свою вину на других надо валить!
– А если бы ты меня за руки не хватал, то я бы и цветок не уронила!
– А если бы ты мои кристаллы не взяла, я бы тебя за руки не хватал…
– Кенскин, Кенскин! Значит, ты теперь со мной и дружить не будешь?
– Нет, – сказал Костя, – таких друзей мне не надо! – и скрылся за кулисами.
Чечек больше не могла выходить на сцену. Ничего не случится, если на балу не будет одной маленькой княжны… Она сняла с себя цветы и кринолин, положила их на ступеньки, ведущие за кулисы, и тихонько ушла из школы.
Хиус вернулся
Тихо звенит в тайге ручей Кологош. На берегу ручья стоит хижина, маленькая, но крепко сбитая из крупных лиственничных бревен. Здесь, на школьной заимке, живет с весны школьный сторож Романыч, пасет на привольных кормах школьных коров и лошадей. В этот день Романыч, напевая однообразную песню, которую тут же сочинял, подгонял стадо к хижине на полуденный отдых. В эти часы он варил на костре обед, а коровы дремали в густом кустарнике около загона.
