Чародей, а старик именно и был чародеем, велел фермеру встать.
– Я обещаю тебе, с тобой ничего не случится, – сказал он. – Не пугайся, тебе предстоит увидеть истинные чудеса.
За камнем находились железные ворота. Их как раз чародей и отворил и повел фермера с его лошадью по узкому туннелю в самую глубь холма. Свет, довольно слабый, но приятный для глаз, указывал путь. Проход кончился, и они вступили в пещеру, где взгляду фермера предстало удивительное зрелище – сто сорок рыцарей в серебристых доспехах, и рядом с каждым из них, кроме одного, – снежно-белый конь.
– Они все спят зачарованным сном, – сказал чародей, – пока не наступит день, а наступит он непременно – когда погибель будет грозить Англии, а английские матери будут в слезах. Тогда выйдут они все из глубин этого холма и в битве, трижды выигранной и трижды проигранной на равнине, сбросят врага в море.
Потом бедный фермер, онемевший, от священного ужаса, последовал за чародеем в соседнюю пещеру, где кучами были насыпаны золото, серебро и драгоценные камни.
– Бери сколько сможешь унести в уплату за лошадь. И когда фермер набил драгоценностями свои карманы (обширные, как и его земли), завернул в рубаху и еще зажал в кулаках, чародей спешно провел его к выходу и вышвырнул за железные ворота. Фермер споткнулся, прокатился раскат грома, он оглянулся, но увидел только голый камень. Фермер был один на холме, неподалеку от Грозовой Вершины. В небо поднялась круглая полная луна, наступила ночь.
И хотя много лет спустя он старался отыскать это место, ни он и никто после него не мог снова увидеть железные ворота. Нелл Бек говорила, что она их однажды видела, но всем было известно, что Нелл Бек сумасшедшая, и когда она умерла, ее похоронили под размытым берегом на краю поля, которое до сих пор носит ее имя.
Проходя мимо купе, проводник постучал в дверь.
– Уилмслоу через пятнадцать минут!
– Спасибо! – отозвался Колин.
Сьюзен стала убирать сотворенный за дорогу разкардаш: прочитанные журналы, яблочные огрызки, шкурки от апельсинов, пустые пакеты. Колин в это время стягивал поклажу с вещевой полки. И вот уже через три минуты они сидели на кончике вагонных кресел, пальто – через руку, чемоданы в другой руке, как всякий пассажир во веки веков до них, а также и после, впавшие в то паршивое состояние, которое называется «конец путешествия», когда и делать ничего не делаешь, и расслабиться – никакой возможности. Эти последние мили показались им самыми длинными.
