Курносый был влюблен, все признаки были налицо. Он смотрел больными, лихорадочно блестевшими глазами, пытался дотронуться до нее без надобности. Если она “случайно” прижималась к нему, вздрагивал, забывал, о чем говорит, и смешно краснел. Однако про любовь не говорил.
“Давай, давай, чего маешься, — торопила его мысленно Даша. — Какой отмычкой воспользуешься?
У тебя день рождения и ты предлагаешь отметить его вдвоем? Ты не можешь без меня жить, я не должна быть мещанкой? Мужчины перестраивают мир, и женщины должны им помогать? Ты устал и одинок? Чего там еще у вас, мужиков, имеется? Деньги? У тебя денег нет, ясно, как божий день. Оружие? Пистолет у тебя в левом внутреннем кармане пиджака, давай, курносый! Ну и скука с тобой!”
Даша лгала себе, скучно ей не было. Этот парень был абсолютной загадкой. Начать с того, что она не могла понять, сколько ему лет. По виду понятно — около четвертака, по уму сколько? То он смотрит и мычит, как дитя малое, то глянет свысока, скажет снисходительно, и уже не он, а Даша словно девочка с бантиками. Известно, оружие для мужчин — любимая игрушка. Имеет парень нож, так то в один карман сунет, то в другой, не набахвалится. Курносый ни разу и не намекнул, что всегда при оружии. Жарко, парится в пиджаке, нет по-человечески объяснить, чушь какую-то про насморк несет. И вообще чокнутый, про девок своих не рассказывает, подвигами не хвастается, а ведь воевал и сейчас работенка у него — как в сказке: чем дальше, тем страшнее. А как интересно послушать! Множество историй Даша слышала и от мальчиков, и от людей серьезных, менты в тех историях подлые и трусливые. А как ситуация с другой стороны видится?
Однажды Даша спросила:
— Костя, ты воевал?
— Все воевали, — он вздохнул. — Страшное дело.
— Беляки, они ведь звери, — подзадорила Даша.
— Понимаешь, Даша, порой зверем любой может стать: и белый, и красный, он обнял за плечи дружески. — Надо добиться, чтобы любой человек не забывал, что он, — Костя сделал паузу и произнес по слогам: — че-ло-век. Высшее звание.
— Я слышала, среди этих, как они... — Даша вроде бы замялась, — уголовников, что ли... “людьми” самых бывалых, заслуженных называют.
— Уголовники народ чудной, смешные они, — он улыбнулся.
Даша оторопела, все готова была услышать, но такое... “Корней смешной? Действительно, можно от смеха умереть”.
А Костя продолжал:
— Знаешь, Даша, я с фронта вернулся, хотел на завод, а меня в милицию определили. “Я рабочий!” — кричу, а мне: “Ты сначала большевик...”
