что душа ее аморфна, в нее входят верность и измена, измена и невинность, кокетство и целомудренность. Это дикая смесь казалась ему гадкой, как пестрота мусорной ямы. Оба портрета беспрерывно просвечивались, и ему казалось, что девушка только внешне отличается от других, но в своих обширных глубинах она такая же, как все. Так же полна всевозможных мыслишек, чувств, пороков, которые подтверждают его тайные сомнения и оправдывают его ревность. Ему казалось, что контуры ее личности – всего лишь обман, которому поддается другой человек, тот, кто наблюдает – он; что та девушка, которую он любил, была только плодом его желания, его обобщения, его доверия, а
реальнаядевушка, стоявшая сейчас перед ним, – безнадежно
иная, безнадежно
чужая,безнадежно
многозначная.Он ненавидел ее.
– Чего ты ждешь? Раздевайся! – приказал он.
Девушка кокетливо наклонила голову и спросила:
– Это обязательно?
Ее тон показался ему очень знакомым, будто когда-то именно так говорила ему какая-то другая женщина, только он уже не помнил, кто. Ему захотелось унизить ее. Нет, не случайную спутницу, а свою девушку. Игра переплелась с жизнью: унижение дорожной спутницы стало предлогом, всего лишь предлогом для унижения девушки. Молодой человек забыл об игре. Просто он ненавидел женщину, которая стояла перед ним. Пристально глядя на нее, он достал из бумажника пятидесятикроновую бумажку и протянул ее девушке:
– Хватит?
Она взяла деньги и сказала:
– Не очень же вы меня цените!
– Большего ты не стоишь.
Девушка прильнула к нему:
– Ты не должен со мной так! Позаботься обо мне!
Она обняла его и потянулась губами к его губам. Но он приложил пальцы к ее губам и мягко отвел ее лицо:
– Я целуюсь только с женщинами, которых люблю.
– А меня не любишь?
– Нет.
– Кого же ты любишь?
– Что тебе до этого? Раздевайся!
11.
Никогда еще она так не раздевалась. Робость, внутренняя паника, замешательство – все, что она чувствовала, когда раздевалась перед ним и не могла укрыться темнотой, – все это исчезло. Сейчас она стояла в полном свете перед ним, уверенная в себе, дерзкая – и удивленная тем, что как-то сразу обнаружила неизвестные ранее движения медленного, возбуждающе дразнящего раздевания. Чувствуя его взгляд, она грациозно снимала каждую часть одежды, наслаждаясь каждым моментом обнажения.
Но потом, когда она вдруг оказалась перед ним полностью обнаженной, она подумала, что игра сейчас кончится, что так же, как сняла с себя одежду, она сняла и притворство; что она сейчас, обнаженная вдвойне, опять стала собой, и молодой человек должен подойти к ней с тем нежным жестом, который все сотрет и за которым последуют их сокровеннейшие ласки. В эту минуту, обнаженная, она уже не играла никого. Она почувствовала смущение, и на лице ее появилась улыбка, которая действительно принадлежала только ей, – улыбка робкая и немного растерянная.
