И, когда девушка рассказала о своем горе, покачал головой:
– Неужели ты так его любишь?
– Ах, – сказала Вирлена, – я готова все, все отдать, чтобы Кирияшик вернулся домой!
– Все? – и колдун рассмеялся, и стал еще отвратительнее, и мороз пробрал Вирлену до костей.
– Я выполню твою просьбу, – сказал колдун, – но с тебя потребуется плата. Ты придешь ко мне сегодня на закате, а уйдешь на рассвете!
Земля закачалась у Вирлены под ногами, и черная пелена закрыла от нее мир.
– Нет, – прошептала она, дрожа, – эта плата мне не под силу!
Вновь рассмеялся колдун:
– А коли так – жди своего дружка двадцать лет!
Змея, напуганная его смехом, соскользнула с колен его и, сплетаясь кольцами, скрылась под лавкой.
И Вирлена, шатаясь, пошла домой.
Но не отошла она и десяти шагов от колдунова порога, как в сплетениях веток, в буйстве трав, в ряби, набегающей на поверхность озера, привиделся ей Кирияшик – веселый, нежный, добрый друг ее, оторванный от родного дома, навек лишенный счастья…
Вирлена оглянулась – колдун стоял на пороге, привалившись к косяку страшный, отвратительный, со спутанными черными патлами, с огромным крючковатым носом, с горящими, как уголья, глазами… Он смотрел на нее, и взгляд этот пронизывал Вирлену насквозь.
Тогда она разрыдалась:
– Сжальтесь надо мной! Попросите чего-нибудь другого…
Но ответствовал колдун:
– Ничего другого ты мне дать не можешь. Или плати мою цену – или забудь о дружке!
И сказала Вирлена, вцепившись в золотые косы:
– Будьте прокляты! Я приду.
Весь день она дрожала, как в лихорадке; весь день она мечтала, чтобы мать, догадавшись обо всем, заперла ее на ночь. Но у матери хватало своих забот и своего горя; вечером, на закате, Вирлена соврала ей что-то и отправилась в дом за озером.
Ноги ее не желали идти – тряслись и подгибались. Шепча имя Кирияшика, вспоминая его лицо, она видела перед собой только безобразную ухмылку колдуна; несколько раз она поворачивала назад – и снова, овладев собой, продолжала свой тягостный, мучительный путь. Роскошные волосы растрепались и спутались, нежные губы вспухли, терзаемые белыми зубами, и в страхе дрожала высокая грудь… Но вот и дом ее мучителя, и сам он стоит на крыльце – черный, морщинистый, с лицом хищной птицы:
– Пришла-таки? Будет тебе Кирияшик…
Ни жива ни мертва, переступила она порог, и дверь сама собой закрылась за ее спиной, и колдун, усмехаясь, медленно потянул за шелковую кисточку ее красного пояска.
…На рассвете она шла обратно, и не видела, куда идет. Кирияшик, шептал ей в ухо чей-то вкрадчивый голос, – Кирияшик… Но больно и мучительно ей было это имя – потому что не знала она, как сможет смотреть любимому в глаза.
