— И еще скромнее.
— А это в чем выражается?
— Когда Тао-ву, китайский мастер дзэн, сидел однажды, погруженный в медитацию, и к нему подошел некий монах, спросивший: «В чем величайшая глубина учения?», то Тао-ву встал со своей скамеечки, опустился на колени и сказал: «Ты пришел сюда издалека, но боюсь, я ничего не смогу тебе ответить».
— То есть дохлый номер, нет никакой истины, ничего найти невозможно и т.п.?
— Ничего невозможно найти ТАК. За вопросом должен стоять весь человек, действие должно быть абсолютным, и пока этого нет, я играю в Станиславского и лениво говорю: «Не верю». На самом деле я еще скромнее и не думаю, что я что-то сильно могу усилить. Созревание — внутренний процесс, и я для него — символ, хорошо, если красная тряпочка.
— Созревание сознания или бессознательного?
— Ни того, ни другого. Бессознательное у всех гениальное, это без вопросов. Сознание тоже у кучи народа отличное, не хуже моего, то есть гипертрофированное. Отношения между ними — вот это главное.
— Дружат — не дружат?
— Господи, да хоть вообще берут друг друга в расчет. А то ведь как: сознание, например, живет так, как будто бессознательного нет, инфлируется, и начинается кошмар и психосоматика. А сознание всё гонит интеллектуализации и рационализации во всё возрастающем количестве.
— И чтобы вывести человека из рационализаций, вы смеетесь над ним?
— Я смеюсь над масками, я не смеюсь над людьми. Мы все в одном корыте свои маски полощем. Так что можно и посмеяться.
— А если людям это не нравится?
— Я легионер, а не проститутка.
СОН ЛЕГИОНЕРА (С—11, стр. 77)
К—1.
НЕТ, НУ ЭТО ГРУБО. Есть же какие-то вещи…
Прежде всего нужно определить рамки, а потом уже — пожалуйста — гуляйте в этих рамках. Только так достижима подлинная свобода. Свобода — это осознанная необходимость. Неважно даже, насколько осознанная. Можешь осознать — твое счастье. Не можешь — следи за умными людьми.
Но и злоупотреблять тоже не надо.
В общем, ничего не надо.
Все-таки, это было грубо.
Девушка ему сказала: «Я думаю, психологи — хорошие люди».
Другой вопрос, зачем она так сказала. Может быть, она так всегда раньше думала. Потому что никогда не видела психологов. Это была ее милая иллюзия. Она сама бы с нею постепенно рассталась. Она бы вышла в перерыве в коридор и всё бы сказала.
А он — тоже, начинает. Из-за таких у нас психология так и сидит в девках, никем не любимых. Ни правительством, ни широкими массами людей. Скажешь в гостях, что психолог, — люди отсаживаются подальше. Может, они никогда психологов не видели, как та девушка. Или, наоборот, видели.
