– Привет, как ты сегодня? – неожиданно произнесла она. Девушка недоуменно подняла глаза, и Джулия осознала, как нелепо это звучит. – Весна на улице, – объяснила она, чувствуя себя последней дурой.
Выйдя наружу, она поняла, что заболела, а разговор с незнакомой продавщицей – первый признак этой странной болезни. В пьянящем весеннем воздухе были растворены боль и страсть, радость и тоска; казалось, каждый, кто дышал им, впитывал в себя чувства и желания окружающих. Она тряхнула головой, но это ощущение причастности не проходило. Целый город, словно решив сокрушить стену, защищавшую ее от внешнего мира, окружил ее своей бурной жизнью. Она не должна поддаваться этому натиску.
Джулия зашагала быстрее, стараясь не слышать криков детей, ворчливого бормотания стариков, стоящих на крыльце, приглушенного смеха спешащих мимо парочек. Она вошла в подъезд и попыталась заставить себя пройти мимо почтового ящика, не открывая его, но даже сквозь узкую щель ясно виднелась белизна конверта.
"Дорогая мисс Светлячок, – говорилось в письме. – Не знаю, умеете ли Вы плавать или взбираться на горные вершины. Но все это неважно. Такое прозвище Вам подходит, точнее, скоро будет подходить. Это последнее мое послание – плата за Вашу отзывчивость, сострадание и чуткость. Искренне Ваш, Дж. Смит."
Она еще раз перечитала письмо. Потом, нахмурившись, вошла в лифт и доехала до своего этажа. Пересекла коридор медленным, осторожным шагом, так, чтобы вовремя обнаружить любое, самое незаметное препятствие, а когда открыла дверь квартиры, какое-то время стояла на пороге, прежде чем войти.
На этот раз может произойти все что угодно. Она никогда ничего не слышала о Светлячке.
Кажется, гостиная выглядела такой же, как она ее оставила. Она осмотрела другие комнаты, потом, так и не сняв пальто, взяла с полки "Историю Матушки Гусыни" и начала торопливо листать указатель. Вот он – коротенький стишок-загадка о звезде:
Есть у меня сестричка, зовется Светлячок.
Она плывет по волнам, хоть океан глубок,
Она поднялась выше гор, полет ее высок,
И у нее, бедняжки, всего один глазок.
Зазвонил телефон. Джулия сняла трубку и услышала голос лейтенанта Шварца.
– Можете успокоиться, миссис Мартелл, – сказал он. – Мы нашли этого вашего шутника. Муж покойной миссис Кессельман, которая вам писала, он не стал отпираться, сразу во всем сознался. Когда жена умерла, он просто спятил. Говорит, что она работала полгода над стихами, которые послала вам тогда, а вы даже не… Ну, ему кажется, что если бы вы не послали стандартный отказ, а попытались по крайней мере как-то ободрить ее, все было бы иначе. Он говорит, что она буквально жила мыслью об этих стихах, а когда пришел отказ, она просто сдалась, и все.
