Она взяла перчатки и сумку со столика в прихожей, открыла дверь и стала спускаться по лестнице, твердо и уверенно, даже когда достигнув холла, по вспышкам камер поняла, что репортеры стаей собрались у матовых стеклянных дверей.
И когда она собиралась с силами, чтобы пройти через пытку, ей вспомнилось, что она приехала в Нью-Йорк, надеясь прославиться. Теперь слава, наконец, готова была обрушиться на нее.
По очень плохим причинам.
* * *
За пределами семейного круга к Патнэму Баннермэну относились, как вполне разумному и талантливому взрослому человеку. Он был преуспевающим фотографом, богатым, благодаря собственным заработкам, более, чем способен вести дела и справляться с большими и малыми проблемами повседневной жизни. Он встречал уважение со стороны своего банковского менеджера, своего агента, приходящей прислуги, и в различной степени обожание и восхищение значительного числа женщин. Но стоило только приехать домой, думал он, чтоб к тебе относились как к ребенку или деревенскому дурачку.
Как младший из детей Артура Баннермэна, он, как правило, исключался из семейного совета, и даже не обижался на это. Слишком часто в прошлом семейные советы были посвящены ему самому.
Он должен был разрешать проблемы, держась в стороне, и уже сожалел, что приехал, хотя при данных обстоятельствах вряд ли мог отказаться. Он отдал дань уважения бабушке, которая велела ему найти белую рубашку и переодеться, и обменялся несколькими словами с братом Робертом – тот был слишком занят "преодолевая трудности", как если бы смерть отца была дипломатическим кризисом.
Роберт занял кабинет отца – мрачную, отделанную панелями комнату, полную переплетенных в кожу счетных книг и политических заметок, откуда время от времени возникал, дабы провозгласить, что он только что говорил с президентом, или что Кортланд де Витт едет из Нью-Йорка с важными известиями, которые не хочет обсуждать по телефону. Приезд де Витта и его неожиданное отбытие, казалось, создали н а с т о я щ и й кризис, и теперь Роберт пребывал наверху за запертыми дверями вместе с бабушкой, в то время как слуги кругом передвигались на цыпочках и общались замогильным шепотом, словно малейший шум мог бы сорвать с их голов покров Господень, что, учитывая настроение миссис Баннермэн, было вполне вероятно.
Известие, что отец умер в квартире – а возможно, даже в постели – молодой женщины, не потрясло Пата. Он был удивлен, конечно, но на свой лад это показалось ему лучшим, что он услышал о старике за многие годы. Он предполагал, что подобные вещи проходят мимо отца, что вся его жизнь состоит из заседаний совета директоров, официальных обедов и приемов с его ровесниками и всяческими скучными социальными обязанностями, вроде открытия нового крыла Метрополитен Музея.
