— Нет, нет! — остановил его вскрик мадонны Фульвии. — Подождите, мессер! Подождите!
Панталеоне остановился, обернулся. Одну руку она прижимала к груди, словно успокаивая гулко бьющееся сердце, другую протягивала к нему.
— Позвольте мне переговорить с отцом наедине… и мы примем решение, — выдохнула она.
— Решение? — брови Панталеоне удивленно взлетели вверх. — А что тут решать?
В волнении она заломила руки.
— Мы… возможно, мы найдем, что вам предложить.
— Предложить? — Панталеоне нахмурился. Неужели они хотят подкупить его? — Клянусь Богом… — с жаром начал он, но не договорил. Ибо врожденная алчность не дала ему докончить фразу. В конце концов, почему бы не выслушать их предложение. Может, оно его и устроит. Только дурак пренебрегает личной выгодой. Ведь о том, что Маттео в Пьевано, известно только ему. Но и предложенная цена должна быть достаточно высокой, чтобы компенсировать не только тысячу дукатов герцога, но и его уязвленное тщеславие, ибо придется прилюдно признаваться в том, что он не сумел справиться с поручением герцога.
Истолковав молчание Панталеоне, как колебания, мадонна Фульвия усилила натиск.
— Едва ли вы что-либо потеряете, даровав нам эти несколько минут. Разве вы не сказали, что замок занят вашими людьми? Что никто не сможет ни выйти, ни войти без вашего разрешения?
Панталеоне поклонился.
— Я согласен. Я обожду в приемной, — и вышел из зала, бряцая шпорами.
Оставшись одни, отец и дочь долго смотрели друг на друга.
— Зачем ты помешала ему? — прервал затянувшееся молчание старый граф. — Надеюсь, не потому, что пожалела такого мерзавца?
Ее губы презрительно изогнулись.
— Как ты мог даже подумать об этом?
— Другого объяснения я не нахожу.
— Если б мы позволили ему пойти за Маттео, подумай, что бы он сделал. Солдаты перевернули бы замок вверх дном, но нашли бы его.
— А что сейчас изменилось? Он все равно отдаст такой приказ. Как нам ему помешать?
Монна Фульвия наклонилась к отцу.
— Ради чего ты так долго изучал человеческую природу, если не можешь найти ответа на свой вопрос?
Альмерико сжался в кресле, ибо дочь его попала в точку: в критической ситуации философия древних оказалась бесполезной. А вот юная Фульвия, похоже, знала, что нужно делать.
— Разве ты не знаешь, разве об этом не написано на какой-то из этих страниц, что предавший раз будет предавать снова и снова. Разве ты не видишь, сколь низок этот человек, предавший того, кто протянул ему руку помощи, дал кусок хлеба? И, уж конечно, он предаст своего хозяина, если увидит в этом собственную выгоду.
