смею вас заверить, не потерпит такого бесчестия.
Около герцога на столе стоял флакончик с розовым маслом. Чезаре протянул руку, взял флакончик, вдохнул нежный аромат.
— У меня сложилось впечатление, возможно ложное, что вы нам угрожаете. Угрожать нам — пустое дело для всех, ваша светлость, даже для посла Республики Венеция, — и губы его изогнулись в улыбке, от которой Синибальди как-то разом сник, как, впрочем, и многие смельчаки до него, из тех, кому доводилось встретиться с герцогом лицом к лицу.
Капелло, стоя за спиной герцога, в отчаянии заломил руки и с трудом подавил стон.
— Я не угрожал вам, ваша… — начал Синибальди.
— Рад это слышать, — прервал его герцог.
— Я протестую, — заключил Синибальди. — Протестую против подобного обращения со мной. Эти грубияны-солдаты…
— Ага, — Борджа вновь поднес к носу флакончик с розовым маслом. — Ваш протест мы всенепременно рассмотрим. Как вы могли подумать, что я оставлю без внимания неподобающее отношение к послу столь могущественного государства. Прошу вас, продолжайте. Давайте выслушаем вашу версию ночного происшествия. Постарайтесь объяснить, жертвой чьей ошибки вы стали, и я обещаю вам, что виновные будут сурово наказаны. Накажу я их с огромным удовольствием, ибо подобные ошибки усложняют жизнь не только их допускающим, но и многим другим. Вы говорили о грубиянах-солдатах. Пожалуйста, продолжайте.
Но Синибальди не продолжил. Наоборот, начал излагать сказочку, сочиненную им за тот час-полтора, что он провел со связанными руками. Сказочку, по первому взгляду, убедительную, более того, абсолютно правдивую, если бы рассказывал ее не Синибальди, а Грациани. Но, так как Синибальди говорил от первого лица, она не выдержала маломальской проверки.
— Этой ночью меня пригласили на тайную встречу в доме графа Раньери, в котором меня поселили на время пребывания в Римини. Я пришел, ибо мне было сказано, что рассматриваться будет важный вопрос, вопрос жизни и смерти, имеющий ко мне самое непосредственное отношение.
В зале собралось несколько человек, но перед тем, как открыть мне истинную цель нашей встречи, они потребовали, чтобы я поклялся никому не говорить ни единого слова и не называть ни одного имени из собравшихся здесь, независимо от того, останусь я с ними или уйду.
Но я же не дурак, ваша светлость.
— А разве кто-нибудь в этом сомневается? — улыбнулся герцог.
— Я — не дурак, а потому сразу понял, что дело пахнет изменой. Они, конечно, знали, что я сразу раскушу их замысел. Не знаю, как это случилось, но у них сложилось ложное впечатление о том, что я готов участвовать в заговоре. В том и заключалась их ошибка, едва не стоившая мне жизни, из-за которой со мной обошлись столь неподобающим образом. О своих личных чувствах умолчу, они не представляют интереса для вашей светлости. Но я — посол, а потому должен требовать соответственного отношения к своей особе. Я сказал этим мужланам, кто я такой. Однако они не прислушались ко мне. И я…
