Клеман. А… как ты с ним познакомилась?
Жермена. В поезде! Ехала в Париж на выходной! (В сторону.) Не сказать бы, если не сорвется, через полгода одних автомобилей у меня будет целый гараж.
Клеман (недоверчиво). Ты верно знаешь, что твой Жан Франсуа продает именно ценные бумаги, а не велосипеды, например, или расчески?
Жермена достает из кармана передника письмо и протягивает его Клеману.
Жермена. А это что, по-твоему? Тоже расческа? Посмотри на гриф, полицейская дубинка!
Клеман (читает, несколько отодвинувшись от Жермены). «Банк Ротшильда»… да… но что это доказывает? Фирменные листочки у каждой кассы валяются!
Жермена. Нет! У них ничего не валяется! Банк Ротшильда – это тебе не «Сельскохозяйственный кредит»! Они там над каждой крошкой трясутся! (Хочет забрать письмо.) Отдай письмо!
Клеман продолжает читать, держа письмо так, что Жермена его не может выхватить.
Клеман. «Любовь моя!» Угу, для правой руки Ротшильда он не больно изобретательный… «Любовь моя». Чтоб такое написать, не обязательно продавать ценные бумаги.
Жермена. Угу, а ты-то чего бы там изобразил? Тоже мне – супермен.
Клеман (удивленно и недоверчиво). Что? Что?
Жермена. Супермен.
Клеман. Ты все же думай, прежде чем рот разевать.
Жермена. Я же сказала «супермен», а не «грязный мент».
Клеман. Оно, конечно, так, но все-таки «супермен» похоже на «мент»… «Увижу ли я когда-нибудь замок, в котором ты живешь…». А, так ты живешь в замке?
Жермена (несколько смущенно). А что… живу!
Клеман. Где ты его здесь нашла, замок-то?
Жермена. А это, по-твоему, как называется, садовая голова?
Клеман. Это? Да дом! Старинный дом, и больше ничего! Внизу четыре комнаты и четыре наверху!
Жермена. Ну и что? Для вашей глуши четыре комнаты на первом этаже, четыре на втором и три виноградные лозы – уже замок! А виноградников здесь, кстати, шестьдесят гектаров! Для здешних мест это – Версаль! Ну, давай сюда письмо!
Клеман (не отдавая письма). Знаю я эти виноградники! Три градуса в лучший год! Грудных детей можно поить!
Жермена. Ну и что? (Показывает на секретер между застекленными дверями). А на бумаге для писем напечатано: «Замок Ардуазьер»!
Клеман. Бумага-то есть… Хотя вина нет уже двадцать лет! А раз нет вина, нет и замка! (Обрадовавшись осенившей его мысли.) Теперь я понимаю, на что ты его подцепила, «правую руку»! «Замок Ардуазьер». Сказала, что он – твой! Руку даю на отсечение!
Жермена. Не давай.
Клеман. Провалиться мне на этом месте! А что ты сказала?
