Моя гневная вспышка, похоже, не произвела на раненого ни малейшего впечатления.
— Сказано же: «Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня»[5], — насмешливо изрек он.
— Надеюсь, вы не собираетесь пересказывать мне весь Ветхий Завет?
— Это из Евангелия от святого Матфея, язычник! — хмыкнул Лафрамбуаз. — Просто я не обратил внимания, что за мной уже довольно долго едет какая-то машина и что, когда я собирался войти в дом, мотор заглох. К счастью, у меня пока еще неплохая реакция, но несколько пуль все же попали в цель.
— А что было потом?
— Как — что? Больница… Я был почти в отключке, но не настолько, чтобы не вспомнить, что вы, вероятно, сидите в «Кольце Сатурна» и можете схлопотать такое же угощение. Поэтому я и попросил немедленно позвонить Сальваньяку…
— А почему не мне самому?
— Потому что, если преступники связаны с кабаре, не стоило поднимать там тревогу… иначе они могли бы несколько изменить планы и прикончить вас каким-нибудь иным способом.
— Я, кажется, должен вас поблагодарить?
— Не стоит.
Мы улыбнулись друг другу.
— Когда вас отсюда выпустят, Иеремия?
— Выпустят? Дня через два-три.
— И вы вернетесь домой?
— Черт побери! Надо думать, мне еще очень не скоро разрешат выйти на работу… Как ни жаль, Тони, а, боюсь, теперь вам от меня мало проку.
— Меня гораздо больше заботит ваше намерение торчать дома. Если вас во что бы то ни стало хотят укокошить, вы не сумеете защищаться. Перебирайтесь-ка ко мне в гостиницу, я вас приглашаю.
— Нет, ибо сказано: «Желаю лучше быть у порога в доме Божием, нежели жить в шатрах нечестия».
— О нет! Оставьте меня, наконец, в покое со своим Евангелием!
— Опять мимо, Тони, на сей раз я цитировал Ветхий Завет, псалом восемьдесят третий!
— Иеремия… А вы случайно не знаете, за что вас хотели убить?
Он посмотрел мне в глаза, и я, несмотря на всю незамутненную прозрачность его взгляда, смутился. Ну и странный тип этот неудавшийся пастор!
— Просто-напросто убийца выяснил, что я вам помогаю… Вернее, теперь уже помогал.
— Но, черт возьми, откуда он мог об этом пронюхать?
— От того, кому вы сами сказали о нашем договоре, Тони…
— Но я не…
Я замер на полуслове, вдруг вспомнив, что и впрямь кое с кем поделился радостью, что обрел такого бесценного помощника, как Лафрамбуаз. А раненый не сводил с меня глаз. Поскольку я молчал, не в силах выдавить из себя ни звука, он сам мягко спросил:
— Вы говорили обо мне ей, верно?
От необходимости отвечать меня избавила сиделка — с решительным видом войдя в палату, она мигом вывела меня из затруднительного положения.
