— Что она от вас хотела?
— От мадам Бесси она узнала о моих открытиях относительно Элен Арсизак.
Следователь закусил губу.
— Фанни просто несносна. Совсем не умеет держать язык за зубами!
Он покраснел под ироничным взглядом полицейского.
— Ну ладно, согласен, и я тоже! Я виноват перед вами. Обещаю, что подобное больше не повторится. Вернемся к мадам де Новаселль.
— Ей хотелось убедить меня в том, что все услышанное мной — не что иное, как сплетни и выдумки, и что мадам Арсизак была чиста и пряма, как сталь клинка.
— У мадам де Новаселль богатый жизненный опыт, и ее мнение заслуживает того, чтобы к нему прислушивались.
— К сожалению, в данном случае ее плохо информировали.
— То есть?
— Я пришел к такому выводу после того, как понял: она не знает, что у этой безупречной супруги, у этой прямой и чистой женщины был любовник.
— Что?
— Мне стало это известно от самого любовника и его жены, которой он во всем признался.
Следователь молчал. Ошарашенный, он смотрел перед собой, ничего не видя. Гремилли не беспокоил его. Наконец Бесси решился.
— Я не буду спрашивать у вас имя этого человека. Я предпочитаю его вовсе не знать, если, конечно, это не потребуется в процессе следствия… Видите ли, мсье комиссар, после стольких лет, проведенных во дворце, кажется, что все человеческие мерзости тебе давно известны, а вот поди ж ты… И ведь, заметьте, меня угнетает не сам факт, что мадам Арсизак имела любовника. В конце концов, нет ничего удивительного в том, что она, почувствовав пренебрежение мужа, пыталась получить какую-то компенсацию на стороне. Вот сама ее сущность, которая становится для меня все более понятной по мере того, как вы вносите свои ужасные поправки. Ее отношение к обездоленным, которых она якобы любила, злоба, с которой она пыталась разрушить счастливые семьи, низость в отношении к прислуге… Это ужасно, мсье комиссар. Как мы могли позволить так просто себя одурачивать, да еще в течение такого длительного времени?
— И боюсь, это время еще не закончилось, мсье следователь. Ей удалось создать себе легенду, которая оказалась сильнее истины, во-первых, потому, что она выделялась красотой — а в людях с рождения заложена потребность восхищаться; во-вторых, потому, что самолюбие тех, кто свято верил в нее, никогда не позволит им признать свою промашку.
— Вы, конечно, правы. Однако вернемся к нашим баранам, дорогой комиссар. После того как вы выявили всю эту ложь, продвинулись ли вы вперед в ваших поисках?
