— Нет.
По-прежнему ли вместе те двое или он необратимо встал между ними?
— Он… он живет здесь?
— В Лондоне.
— И поэтому ты приехал в Лендз-Энд? Сбежал от этого человека и его… женщины?
Мохаммед открыл рот, чтобы сказать правду. И не смог.
— Одна арабская женщина вышла замуж за евнуха, — услышал он собственный голос. — У него не было ни жезла, ни яичек. Однако она утверждала, что муж способен на оргазм. И утверждала, будто он доходит до такого неистовства, что ей приходится защищаться подушкой, иначе он может изгрызть ей груди. И при этом смеялась над ним с другими женщинами, издеваясь над евнухом, опустившимся до такого позора.
Мохаммед словно вновь слышал хохот, грубые издевки.
«Я не таков», — думал он, корчась от мук. И докажет Меган, что он не таков. Ему не нужна женщина для того, чтобы получить облегчение. Он сам способен на это. Когда он вынимал пальцы, плоть Меган словно присасывалась к ним, не желая отпускать. Но вместо пальцев он дал ей свое копье, погрузившееся так глубоко, что уже не осталось места для мыслей об Аравии или евнухах.
Он подался к Меган, дрожа от желания, такого сильного, что хотелось выть. Со всхлипом втягивая воздух, он зарылся лицом в местечко между ее шеей и плечом. Нежные пальцы погладили его по волосам, прижали теснее.
— Скажи сейчас, — прошептала она. Как он мог сказать ей? Это мерзко и неестественно. Мужчина не должен нуждаться в чем-то, кроме женского лона.
— Говори же, — настаивала она, — пожалуйста. Доверься мне, Мохаммед. Доверься так же беззаветно, как я доверилась тебе.
Он сильнее вжался в ее шею, лоно, стремясь затеряться в ней… но безуспешно.
Из-за решения одного мужчины. Из-за целой культуры, в обычае которой было принято уничтожать жизни, но не желания.
— У мужчины есть железа, которую можно ласкать, — прерывистым шепотом признался он.
Меган замерла: даже пульс, лихорадочно бившийся в его губы, казалось, остановился. До нее наконец дошло, что есть единственное место, где мужчину можно ласкать изнутри.
— Как женщина сумеет найти эту железу? — пробормотала она.
Он повторил то, что слышал от других евнухов, созданий, которые не должны были хотеть сексуального удовлетворения, но все же хотели.
— Говорят, что она имеет размер и форму нелущеного ореха. Ее называют третьим миндалем.
— Я хочу дать тебе все, Мохаммед. Подарить такое же наслаждение, какое было даровано мне.
Он почти вырвался из уютных объятий.
— Это не одно и то же!
— Ты боишься?
Она права, он боится. Боится, что блаженство, которое она уже дала ему, больше не повторится. Боится потерять тот малый остаток мужественности, который ухитрился сохранить.
