Ньюн не позволял себе думать о том, что стало с ним – лишь о необходимости встать на ноги, о том, чтобы, собравшись с силами, идти и предстать перед госпожой, где бы она ни была.
А пока он вытерпит все, что угодно.
В темном проеме двери показался Дункан, неся в руках ворох черной одежды, которую он положил на стол у кровати.
– Твои одежды, – сказал Дункан. – Если позволишь, я помогу тебе.
И Дункан действительно помог ему, осторожно, мягко, не позволяя ему упасть, хотя голова Ньюна кружилась, а серая пелена застилала глаза. Потом, облачив его в привычную мантию кел'ена, он усадил Ньюна поудобнее, подложив ему под спину подушки.
Дункан сидел рядом, терпеливо ожидая, пока дыхание Ньюна выровняется.
– Госпоже лучше, – произнес он. – Она поела, потребовала свои одежды и велела мне выйти. Я подчинился.
Рука Ньюна скользнула под одеяние и нащупала пересекавший ребра шрам. Он понял, что должен был умереть. И Мелеин – тоже.
– Медицина ци'мри, – презрительно сказал он. Голос его дрожал от ярости, и все же Ньюн знал, что только благодаря этой запретной для них науке им удалось выжить; и он, даже чувствуя свою вину, не желал умирать. Ему было двадцать шесть; он думал, что не доживет до этого возраста, как и большинство кел'ейнов, но большинство кел'ейнов к этому времени уже удостоились немалых почестей. Ньюн не удостоился ничего, что позволило бы ему шагнуть во Мрак с гордо поднятой головой. Все, чего ему удалось достичь с таким трудом, он потерял, попав в плен, позволив захватить госпожу. Он должен был умереть.
Но не здесь, не так.
– Это не твоя вина, – сказал Дункан.
– Я уже слишком долго живу, – ответил ему Ньюн, и это было правдой: он и Мелеин пережили свою расу, пережили Народ; и невыносимая горечь наполняла его. Но теперь, когда он вновь обрел госпожу, Ньюн не знал, каков должен быть его выбор и что предложит ему делать Мелеин. Он с сожалением посмотрел на Дункана. Ньюн видел, что глаза землянина закрываются от усталости, тот едва держится на ногах, словно почти не спал. Казалось, его что-то смущает.
– Регулы захватили бы тебя, – хриплым голосом сказал Дункан. – Я мог забрать тебя с собой, и я сделал это. Госпожа не возражала. Она знала, что я делаю.
Ньюн не поверил своим ушам. Мгновение он, Ньюн, пристально смотрел на Дункана, и в конце концов, отбросив свою гордость, стал задавать вопросы, как будто тот был братом-келом.
– Где мое оружие?
– Все здесь, – сказал Дункан. – Я сейчас принесу твое оружие, если ты настаиваешь. Ведь ты спал, ты был болен, и я думал, что ты вряд ли знаешь, где находишься, и вряд ли сразу поймешь, что происходит. Мне бы ужасно не хотелось, чтобы меня прострелили из-за непонимания.
