Ладно, это возвращение последнее. Ей уже двадцать четыре года, похоже, здесь ей и доживать свой век, если он не придумает, как сделать, чтобы она больше никогда не возвращалась.
При этой мысли он усмехнулся. Маделин Кутбертсон крепко обняла старшую дочь, словно прося прощение за то, что Джудит пришлось одной разговаривать с отцом. Когда-то она была привлекательной женщиной. В семнадцать лет вышла замуж, частые беременности состарили ее так, что она стала похожа на хрупкий полевой цветок. Из двенадцати детей выжили только пять, и, как не раздумывая отметил сквайр, все – никчемные дочери.
Как и у мужа, волосы у Маделин Кутбертсон поседели. Природа мягко побелила светлые пряди волос вокруг лица, и теперь казалось, что вокруг ее головы светится нимб. Все, кто знал ее, считали, что она обладала твердостью духа и характером под стать ангелу Господню. В доме, стены которого частенько сотрясались от хозяйского гнева, она умела восстановить мир и покой, утешить дочерей, поскуливавших от страха тоненькими голосами. Эта женщина была ласковой и нежной в далеко не ласковой, хотя и обеспеченной, жизни.
Джудит крепко сжала руки матери, расцеловала ее в щеки и нехотя отстранилась, чтобы ответить на вопросы сестер. Они все собрались вокруг нее, даже Салли и Джейн, вышедшие замуж год назад. Сестры жили неподалеку и поэтому часто навещали мать, принося с собой маленьких сыновей, которых баловали и над которыми суетились, как и должно быть в семье, где много женщин.
Джудит отметила, что за те два месяца, пока она не видела Дороти, свою третью сестру, та почти не изменилась. Пожалуй, в облике ее появилось спокойствие, которого не было раньше. Казалось, она не только не боится предстоящего замужества, но, напротив, ожидает его с нетерпением.
Элизабет, самая младшая из сестер, в свои пятнадцать лет являлась полной противоположностью остальным девочкам, которые созрели рано. В ней навсегда останется что-то детское. По негласному договору Джудит всегда поддерживала Элизабет, охраняла от резких и не всегда справедливых суждений отца. Он отлично понимал, что Элизабет не похожа на своих сестер, и при этом отказывался поверить, что ее нельзя переделать строгостью и тяжелым трудом. Он терпел поражение, но скорее из-за нездоровья Элизабет, чем от заступничества Джудит.
– Расскажи мне, что случилось, Джудит, – ласково попросила мать, ведя ее к кушетке у камина.
Даже весной в старом доме было промозгло и сыро. Джудит уселась у огня, позволив Элизабет забрать шкатулку, а Салли – шляпку, с которой капала вода, затем расстегнула две верхние пуговицы на платье, но остановилась, решив, что еще немного потерпит мокрую одежду. Она вынесла и худшее.
