— Может быть, она действительно хотела так поступить, — заметил Брет. Он сочувствовал этой женщине. — Человек оступился, это еще ни о чем не говорит.
— Если он оступился один раз. Но я еще не подбил бабки в своем рассказе. Выпьем еще по одной?
— Теперь моя очередь заказывать.
Хотя история была интересной и ему хотелось дослушать до конца, необычайная раздражительность охватила все его существо. Было неприятно узнавать из третьих уст интимную повесть о грехах женщины, которую он никогда не видел; он не хотел иметь к этой проблеме никакого отношения. Но он согласился выпить еще и узнать, чем закончилась история, ставшая приложением к этой выпивке.
— Прошел еще примерно год, и мой приятель возвратился домой. Всего на пять дней. Жена моя — просто прелесть, думал он. Она старалась угодить во всем и в то же время стала еще более набожной, ходила к обедне каждый день и все такое прочее. Он решил, что ее исправила церковь или что-то еще и что он поступил правильно, решив остаться с ней. Потом он опять ушел в море на восемнадцать или двадцать месяцев, участвовал в шести или семи высадках десантов, а она продолжала писать ему каждый день и объясняться в горячей любви, убеждала, что отдала бы все на свете, только бы он оказался с ней дома в постели. Весной 1945 года он получил приказ отправиться на береговую службу и окончательно возвратился домой. Жена ждала его на пристани. Но как только он увидел ее, то понял: что-то не так. Не так — это не то слово. Она не дотерпела, пока они доедут до дома, и сказала, что опять это сделала, не смогла справиться с собой. Нервы у него были взвинчены, он почти не спал с тех пор, как корабль вышел из Перл-Харбора, и он влепил ей пощечину. Тут она ужасно разрыдалась и приползла к нему на коленях, прося простить ее за грехи. «Грехи? — переспросил он. — О Господи, сколько же раз ты согрешила?» «Пятнадцать или шестнадцать раз», — ответила она. Но клялась, что любит только его одного и если он ее не прогонит, то будет ему хорошей женой до конца своих дней после того, как он вернулся домой. Дурость заключалась в том, что он все-таки продолжал любить ее, но не мог перенести, что она отдавалась шайке паршивых дезертиров, когда он уходил в море. Теперь он смотрит на нее, как на суку, и опасается, что однажды сорвется и прибьет ее до смерти. Что же ему делать, лейтенант?
— Не знаю, — ответил Брет. — А что бы сделали вы?
Мастин отвел в сторону свои маленькие глазки.
