Никто не работал, растроганно наблюдая эту сцену взаимного обретения после долгой разлуки, даже охранников прошибло, и чтобы скрыть, подавить это неположенное при исполнении чувство, они, когда Хозяин, последний раз обняв Альму, побрел обратно, принялись привычно зубоскалить.
– Эй, красотка, давай к нам. Наш Хозяин не хуже, лучшие куски даст, не ихнюю баланду. И женихами обеспечим, вот какие стоят, подрагивают.
* * *
Как-то раз случилось, что Волк с волчатами вернулись к логову до срока и очень удивились, не застав Альмы. Они сделали несколько увеличивающихся кругов вокруг логова, нашли свежий след и пустились по нему. «Мама, наверно, решила поохотиться, пойдем поможем, то-то весело будет!» – кричали волчата.
Они нашли ее на привычном для нее месте, метрах в пятидесяти от работающих, лежащей и неотрывно смотрящей в их сторону.
– А мы думали – ты охотишься, – разочарованно протянул Лобастик.
– Та-а-ак, – прохрипел Волк.
– Здесь мой Хозяин, извини, – ответила Альма и твердо посмотрела Волку в глаза.
– У, сучье племя, не можете без хозяина.
Волк развернулся и побежал обратно к логову.
Теперь изредка волчата, когда вдвоем, когда один, почему-то всегда Ушастик, отказывались идти с Волком на охоту – «Мы побудем с мамой», и бежали вместе с ней выполнять ежедневный ритуал. Они лежали целый день рядом с ней, смиряя свой детский темперамент и слушая ее рассказы о жизни с Хозяином. Из всего прошедшего она вспоминала только это.
Время шло. Опять начала индеветь трава по утрам, осыпалась золотом береза, покоричневел, не сдаваясь ветрам, дуб.
– Время идет к холоду. Скоро уснут реки. Дети выросли. Пора двигаться дальше, – сказал как-то Волк Альме.
– Зачем? Нам и здесь хорошо.
– Мы должны найти мою Территорию. Только там нам может быть по настоящему хорошо. Там наше место.
– Мое место – здесь, – тихо ответила Альма.
– Что? – недоуменно переспросил Волк.
– Здесь мое место, потому что здесь – мой хозяин.
– Что-о-о-!?
Волчата в ужасе забились в логово, в котором они не спали с весны. Гнев Волка был ужасен, он изрыгал проклятья на все «сучье племя», на всех их потомков и предков, вплоть до того ренегата-волка, который первым приполз на брюхе и лизнул руку человека в обмен на чечевичную похлебку, он объявлял войну всем несерым и всем серым, которые хоть раз позволили человеку дотронуться до своего загривка, он обещал Альме растерзать ее – «Ты знаешь – я могу! Ты помнишь! И в этом – твоя месть!»
– Нет, не в этом. То, что сейчас, выше меня, выше тебя, – тихо, но твердо сказала Альма.
