Выцветшие от времени глаза жреца смотрели куда-то в пламя священного костра.
— Великий князь, я сказал лишь то, что хотели открыть тебе во сне боги. Но они на небе, а ты на земле, поэтому волен в любых своих поступках и державных свершениях. Боги не творят земных дел, а только воздают нам за них.
— Хорошо знаю это, старче. И хотя свято почитаю богов русичей и верю во всем Перуну, но, идя на брань, больше надеюсь не на небо, а на крепкий меч и острое копье, на силу и храбрость своих верных русичей. И они никогда не подводили меня! Поэтому сегодняшней битве быть, невзирая ни на что. Да, нелегко будет нам: ворога втрое больше, он силен и постоянно сыт. А мои воины лишь двое последних суток едят вволю, у меня нет лошадей, чтобы выставить против Империи хотя бы одну полную конную сотню. Восемь десятков всадников на отбитых недавно у ромеев лошадях — вот вся моя конница! Все мои надежды — только на русскую отвагу и стойкость.
Жрец отвел глаза от костра, близоруко всмотрелся в обличье Святослава.
— Ты прав, великий князь, недруга больше. Однако сильнее ли он? Разве пожелал бы ты очутиться сейчас на месте императора Цимисхия? Ведь с тобой русичи, а разве есть в мире воины, равные им по силе духа и смелости? И разве ворога побеждают только числом? Княже, коли у тебя есть время, выслушай бывшего воеводу князя Олега и твоего покойного отца Игоря…
Под вьющимся по ветру стягом великого князя, в окружении небольшой группы воевод сидел на коне подле городских ворот Святослав. Позади него под крепостными стенами стояли ряды пеших русских дружинников. Все хранили молчание, лишь тысячи глаз внимательно следили за кипевшим посреди доростольской равнины сражением.
Сдвинув стеной щиты и выставив копья, славяне наступали. Лучники, растянувшись в линию позади шеренг копьеносцев, посылали перед ними тучи стрел. Однако и навстречу славянам летел поток стрел, с грохотом и треском бил в их щиты град камней византийских пращников. То здесь, то там, выпустив из рук копье или щит, падал русский либо болгарский дружинник. Но тотчас становился на его место из следующего ряда другой, шеренга вновь смыкалась плечом к плечу и, не замедлив ни на миг размеренного движения, по-прежнему неудержимо катилась на врага красная волна щитов, неся впереди себя окровавленные жала копий. Отступая, пятились перед ней ряды легионеров.
Все дальше уходили от городских стен славянские шеренги, все ближе подкатывались они к византийскому лагерю, все больше становился разрыв между ними и воинами, что под стягом великого князя стояли у крепостных стен. Во вражеском лагере раздался вой труб и грохот барабанов, заколыхались и тронулись вперед томившиеся доселе в бездействии коробки резервных легионов. Оставляя в стороне уже кипевший в долине бой, они двинулись на славянские полки, следовавшие в плотном строю колонн за своими наступавшими копьеносцами и лучниками. Из расположенного сбоку византийского лагеря леса, обгоняя пешие таксиархии, вынеслась конница, с тяжелым топотом понеслась перед ними. Красная волна щитов сразу остановилась, замерла. Выставив вперед копья, славяне словно вросли в землю. Прекратили движение и следовавшие за копьеносцами и лучниками русские и болгарские свежие полки, перестроили свои ряды.
