– О нет, – ответил Цетег, – этого я не хочу. Докажи свои обвинения.
– Две недели назад я сам видел, как Альбин, закутанный в плащ, входил в твой сад. Я уже раньше два раза видел его по ночам, но не узнал. А на этот раз хорошо узнал его, хотя и не успел захватить.
– С каких это пор граф Тейя, комендант войска, исполняет по ночам обязанности шпиона? – с насмешкой спросил Цетег.
– С тех пор, как ему пришлось иметь дело с Цетегом, – спокойно ответил Тейя и затем продолжал, обращаясь к королю. – Хотя Альбину и удалось убежать, но он выронил вот этот список. Возьми его.
И он подал королю свиток. Тот просмотрел его.
– Это список имен знатнейших римлян. Против некоторых сделаны заметки, но условным шрифтом. Возьми, Кассиодор, разбери их. Ну, а ты, Цетег, признаешь ли теперь себя виновным? Нет? Во всяком случае, обвинение очень основательно. Ты, граф Витихис, сейчас отправишься в Рим, арестуешь означенных в этом списке лиц и произведешь тщательный обыск в их домах, и в доме префекта также. А ты, Гильдебранд, арестуешь префекта, возьми у него оружие.
– Нет, – вскричал префект. – Я сенатор Рима и потому имею право, внеся залог, остаться свободным до окончания дела. Я ручаюсь всем своим состоянием, что не сделаю шагу из Равенны за это время.
– О король, – умоляюще обратился к нему Гильдебранд, – не слушай его! Позволь мне задержать его!
– Нет, – ответил король. – С ним должно быть поступлено по закону, без всякого насилия. Пусть идет. Ведь ему надо подготовиться к защите: обвинение было неожиданным. Завтра в этот час мы сойдемся для суда.
Нет сомнения, – говорил час спустя Кассиодор, сидя в комнате Рустицианы, – нет сомнения, что Аталарих – весьма опасный противник, он вполне принадлежит готской партии Гильдебранда и его друзей. Он погубит префекта. И кто бы мог подумать это! Не таким он был во время процесса твоего мужа, Рустициана!
Камилла насторожила внимание.
– Во время процесса моего мужа? Что же он делал тогда? – спросила вдова.
– Как? Разве ты не знаешь? Когда Теодорих присудил Боэция и сыновей его к казни, мы все – я, Амаласунта и другие друзья его – все мы умоляли короля о помиловании и не отступали до тех пор, пока он наконец не рассердился и поклялся своей короной, что засадит в самую мрачную темницу того, кто осмелится еще хоть слово сказать о Боэции. Что же было нам делать? – Мы замолчали. Да, все мы, взрослые мужи, испугались, только этот – тогда еще совсем ребенок – Аталарих не испугался: он бросился к ногам разгневанного деда и плакал, и продолжал умолять его пощадить его друзей. Теодорих исполнил угрозу: позвал стражу и велел засадить внука в подземелье замка, а Боэция тотчас казнить. Целый день мальчик просидел в тюрьме. Наступил вечер. Король сел ужинать и не выдержал: подле него не было его любимца-внука. Он вспомнил, с каким благородным мужеством этот мальчик отстаивал своих друзей, забывая о себе. Долго сидел он, задумавшись, над своей чашей с вином. Наконец, решительно отодвинул ее, встал, сам спустился в подземелье, открыл дверь темницы, обнял внука и по его просьбе пощадил жизнь твоих сыновей, Рустициана.
