Эмили уже сняла ночную рубашку и собиралась стать под струи воды, как в дверь забарабанил Ян, пытаясь ее открыть.
– Где кофе? – громко спросил он, не прекращая своих попыток.
– Я выпила его, – крикнула она, вставая под горячий поток.
– Целый кофейник? – в ярости взревел муж.
– Я сварила только одну чашку. Если хочешь, приготовь сам. Будешь уходить – забери свои рубашки и остальное белье, по дороге сдашь его в прачечную. Я бастую. Можешь питаться где хочешь, меня это почти не волнует. Машину доставь к дому к двум часам, иначе я заявлю в полицию, что ты украл ее.
– Когда ты оттуда выйдешь?
– Когда захочу. Скорее всего, после твоего ухода. Ян, я не хочу видеть тебя.
– Ты испортила свой отпуск и теперь не хочешь меня видеть? Боже, Эмили, это так на тебя похоже. Сколько ты на этот раз собираешься дуться?
– Бесконечно долго. Всегда, скорее всего. Она оставалась под душем до тех пор, пока вода не стала холодной. Тогда Эмили вышла, но кран не закрыла, нанесла легкий макияж, тщательно причесала волосы, стянула их резинкой и оделась. Только тогда она перекрыла воду. Прислонив ухо к двери, «забастовщица» прислушалась. Часы говорили о том, что в ванной миссис Торн провела никак не меньше полутора часов. Ян не мог позволить себе ждать столько времени; обычно он всегда «заглатывал» чашку кофе и быстренько уходил.
Держа кружку в руке, Эмили побрела осматривать квартиру, заглянув первым делом в корзину для белья. Супруг не подумал забрать рубашки. Так, следовательно, остались еще две чистые. На спинке стула висел костюм, приготовленный для химчистки. Очевидно, Ян понятия не имел, где находится приемный пункт этого заведения. Поставив чашку с остатками кофе на прикроватный столик, она тщательно заправила свою половину широкой семейной постели.
Глупое детское упрямство… Но именно так миссис Торн выражала свой протест против жесткого «правления» доктора Торна.
– Хватит, Ян, с меня достаточно.
Еще два с половиной дня отпуска, и потом ей придется ежедневно ходить в клинику. Может, она вообще туда не пойдет. Никогда не пойдет!
Прошло три дня, и Эмили поняла, что муж абсолютно не отреагировал на ее поведение. Она тяжело вздохнула. На первое место, как всегда, вышел бизнес. Ян даже ничего не сказал по поводу денег, оставленных ею на кухонном столе вместе с подсчетами затрат на отпуск. В понедельник утром лист был измят и выброшен в мусорное ведро, а деньги исчезли. Хотя они оба старались вести себя так, словно ничего не произошло, между супругами будто кошка пробежала; в доме воцарилась предгрозовая атмосфера. Ян разговаривал, не повышая голоса, уходил рано и засыпал к тому времени, как Эмили возвращалась с работы. В клинике, встречаясь с ней в коридоре или останавливаясь у ее стола, супруг улыбался и кивал головой, но только потому, что рядом находились пациенты.
