— Отпустить Вас? — Флетчер был возмущен. — Да я и не предполагал, что…
Они остановились на перекрестке под раскачивающимся фонарем, при свете которого копна Вериных волос, рассыпавшаяся по плечам, напоминала расплавленный металл. Миссис Эшли подняла лицо и посмотрела на Флетчера. По щекам ее текли слезы, и гнев Флетчера тотчас утих.
— Я сделал Вам больно?
— Нет, что Вы.
— Так, значит, я обидел Вас?
— Нет.
Вера вся дрожала. Он был так красив, добр и привлекателен. Это и заставило ее бояться, бояться самой себя.
— Лейтенант, Вы хотели узнать, что я думаю о Вас как о человеке, — заговорила Вера, тяжело дыша от волнения. — Что бы я делала, если бы могла воспринимать человека отдельно от мундира, который он носит? Но ведь Вы сами выбрали свой путь — путь солдата, и Вы всегда солдат — в мундире или в штатском.
Миссис Эшли опустила глаза.
— Все-таки Вы не можете ненавидеть человека только за его мундир! — горячо возразил Флетчер.
— Почему же нет, лейтенант? — голос ее дрожал.
— Я очень прошу Вас об этом.
Вера подумала, что нельзя разрешать Айронсу говорить с ней так нежно.
Флетчера поразила тоска и безысходность на лице молодой женщины, упрямо твердившей ему «нет» вопреки порывам своего сердца. Он нежно взял ее лицо в свои ладони, стер со щек горячие слезы. Тепло его рук успокоило Веру, она закрыла глаза.
Господи, что это с ней происходит? Как она может себе это позволить?
Флетчер гладил ее щеки, шею, нежный затылок, зарываясь пальцами в золото густых и тяжелых волос. Его дыхание обожгло молодую женщину, и губы их слились. Рука Флетчера скользнула под плащ и обвилась вокруг талии Веры. Лейтенант поразился, какая она тонкая и стройная. Так они стояли в тени дома, крепко прижавшись друг к другу, опьяненные близостью, до тех пор, пока не перехватило дыхание. Флетчер с трудом оторвался от ее пылающих губ, и Вера прижалась лицом к его груди.
— Мне ужасно стыдно, лейтенант… Я никогда…
— Не надо ничего говорить, милая.
— Но мы едва знакомы, — прошептала Вера.
— Это не важно.
— Это должно быть важно!
Флетчер прижал к себе ее головку и начал целовать шелковистые тяжелые пряди волос, от которых исходил запах лета и цветов. Как он мечтал об этом!
Молодой человек скорее почувствовал, чем услышал тихий вздох своей возлюбленной.
— Боже, что же Вы теперь думаете обо мне?
— Я думаю, — ответил он, прижимая к себе ее хрупкую фигурку еще крепче, — я думаю, что Вы самая удивительная женщина на свете и, будь мы знакомы даже тысячу лет, я не мог любить бы Вас сильнее.
