— Так, что же, Айронс? — повторила Вера. Флетчер опустил руки, и миссис Эшли продолжила путь.
— Миссис Эшли, — произнес Флетчер, сам не узнавая своего охрипшего от волнения голоса.
Вера посмотрела на него через плечо и остановилась. Звук его голоса заставил ее сердце забиться сильнее. Щеки запылали, Вера испугалась своего волнения. Неужели она способна потерять голову от нескольких слов, произнесенных мужчиной, и не просто мужчиной, — врагом, британским офицером?
— Да, лейтенант, — тихо отозвалась Вера, стараясь не выдать своего волнения. — Вы что-то хотели сказать?
Она подняла глаза на Флетчера. Бронзовые пуговицы его безупречного мундира поблескивали в лунном свете. Военная форма очень шла Айронсу и, как ни странно, миссис Эшли уже не испытывала былого отвращения при виде красной куртки — символа британского владычества.
— Ваше постоянство вызывает восхищение, миссис Эшли, — начал Флетчер, — но оно мне кажется чрезмерным. Неужели мундир, который я ношу, так много значит для Вас?
— Я не понимаю Вас, лейтенант. Почему Вы задаете этот вопрос сейчас?
Но Флетчер продолжал, будто не расслышав слов своей спутницы.
— Когда Вы вошли в гостиную Бриггса, то разгневались при виде британского мундира, который заслонил для Вас человека. Меня Вы просто не увидели. Но я человек, миссис Эшли. В форме или без нее. Посмотрите на меня.
— Я вижу британского офицера, — ответила Вера, глядя ему в глаза.
— Нет, сударыня, Вы видите только мундир. Вглядитесь в человека.
— Мистер Айронс, я не могу этого сделать. Невозможно отделить человека от дела, которому он посвятил свою жизнь. Я бы не хотела обсуждать это.
— Почему же нет, миссис Эшли? Ситуация в колониях очень опасна. Я выполняю свой долг.
— Да, конечно, — ответила Вера.
Чувства, охватившие молодую женщину, совсем не соответствовали ни холодности ее голоса, ни строгости ее слов. Она не могла избавиться от , воспоминаний о прикосновениях его сильных и нежных рук, о запахе крови, исходившем от его рубахи, который заставил ее испытывать чувство сострадания к раненому спутнику.
Вера тряхнула головой, чтобы избавиться от этого наваждения, и постаралась придать побольше убедительности своим словам:
— Возможно, Вы лучше поняли бы меня, лейтенант, если бы Вам самому пришлось отстаивать права и свободу своего народа, а также свою личную свободу, — в голосе молодой женщины звенела сталь.
— Объясните, что Вы ставите нам в вину?
— Присутствие Вашей армии. Что она делает здесь? Что защищает? Те порядки и законы, которые попирают права нашего народа и каждой отдельной личности? Ваша армия не дает нам возможности иметь свое правительство, которое могло бы ввести законы, отвечающие нашим нуждам, и устанавливать справедливое налогообложение. Парламент служит только самому себе, а что касается короля Джорджа…
