— Там, где мы ее нашли, не было поблизости никакого жилья, — объяснил Спархок.
Настоятельница серьезно посмотрела на Сефрению.
— Это дитя — стирик. Не лучше ли было бы отдать ее в семью представителей ее народа и ее веры?
— У нас очень спешное дело, — сказала Сефрения, — а поселение стириков найти очень трудно.
— Но вы понимаете, что если девочка останется с нами, то нам придется обратить ее в эленийскую веру?
— Вы можете попытаться, но вряд ли у вас это получится, — улыбнулась Сефрения. — Пойдем, Спархок.
Спархок и Сефрения вернулись в колонну, и войско продолжало путь на юг, попеременно галопом и рысью. Отряд перевалил через холм. Спархок в удивлении натянул поводья, растерянно глядя на открывшуюся картину — на большом обломке скалы, сидела, скрестив ноги, Флейта, и играла на своей свирели.
— Как ты… — начал было он, потом, осекшись, крикнул:
— Сефрения!
Но женщина в белых одеждах, не дожидаясь его зова, уже подходила к девочке, говоря ей что-то ласковое на стирикском.
Флейта опустила свою свирель и одарила Спархок проказливой улыбкой. Сефрения засмеялась и взяла девочку на руки.
— Как она оказалась впереди нас? — озадаченно спросил Келтэн.
— Кто знает, — ответил Спархок. — Придется отвезти ее назад, в монастырь.
— Нет, Спархок, — твердо сказала Сефрения. — Она хочет быть с нами.
— Это плохо, — резко сказал Спархок. — Я не собираюсь везти с собой в такой опасный поход маленького ребенка.
— Не беспокойся, Спархок. Я сама позабочусь о ней, — Сефрения улыбнулась девочке, сидящей у нее на руках. — Я буду заботиться о ней, как будто это — моя дочь, — сказала она, прижимаясь щекой к блестящим черным волосам Флейты. — В каком-то смысле она и есть мое дитя.
— Поступай как знаешь, — сдался Спархок. Поворачивая Фарэна, он почувствовал внезапный озноб — в воздухе было нечто, от чего исходила непримиримая ненависть.
— Сефрения! — резко сказал он.
— Я тоже чувствую это! — прокричала она. — Это направлено на ребенка. — Флейта начала изворачиваться в руках Сефрении, и та, с удивлением посмотрев на нее, опустила девочку на землю. На лице Флейты читался скорее гнев и раздражение, чем испуг. Она приложила свирель к губам и начала играть. Это было уже не давешнее минорное дуновение — мелодия была строгой и суровой, в ней слышалась скрытая угроза.
Ответом на нее был леденящий душу вой, исполненный боли и удивления, донесшийся откуда-то неподалеку. Звук быстро затихал, как будто кто-то спасался бегством с невообразимой скоростью.
