После этого кинорежиссер куда-то ушел, и надолго. Когда он вернулся, Крозетти лежал на спине, чувствуя, как по коже стекают пот и другие жидкости, глядя в жестяной потолок. От свечи остался лишь дюйм. Его разум был совершенно пуст: мертвое пространство, белый экран. В их «фильме» присутствовала завязка, развитие, первый сюжетный поворот (обнаружение рукописи), второй сюжетный поворот (этот удивительный вечер); и что теперь? Он понятия не имел, каков будет третий акт, но начинал испытывать страх. Никогда в жизни с ним не происходило ничего похожего, даже во сне. Он снова потянулся к Кэролайн, но она перехватила его руку и поцеловала ее. И сказала:
— Ты не можешь остаться.
— Почему? Ты превратишься в летучую мышь?
— Нет, но ты не можешь остаться. Я не готова к… утру. И всему такому. Понимаешь?
— Немного. Ну, оказаться в Ред-Хуке в… где мои часы?.. в три десять утра, с пачкой денег, при этом благоухая, словно только что из борделя… Это забавно.
— Нет, — сказала она. — Я вымою тебя.
Она взяла его за руку, повела к раковине позади экрана, зажгла две свечи в настенных подсвечниках из тонкой жести и наполнила раковину горячей водой, от которой шел пар. Поставила Крозетти на толстый соломенный коврик и медленно, с помощью мыла цвета слоновой кости и мочалки, омыла каждый дюйм тела. Осушила мыльную пену и сполоснула его чистой водой, становясь на одно колено, словно придворный перед принцем. У нее были маленькие груди с большими розовыми сосками. Несмотря на многосерийные труды этой ночи, такое обращение заставило его плоть болезненно отвердеть. Это выглядело немного неестественно, словно один из переплетных инструментов Кэролайн, предназначенный для полировки кожи до ослепительного блеска.
Кэролайн посмотрела на него и сказала: — Ты не сможешь расхаживать по Ред-Хуку в три часа утра в таком состоянии.
— Да, это не слишком разумно.
— Ну, тогда…
Она взяла его член за основание двумя пальцами, отставив три другие — словно герцогиня чашку чая. Ее темная маленькая голова медленно задвигалась туда и обратно. Как они научаются этому, подумал он? И еще: кто ты? Что делаешь со мной? Что будет дальше?
Письмо Брейсгедла (6)
Так я начал свою жизнь как артиллерист Тауэра, с помесячной ученической платой меньше, чем выклянчивают нищие. Мы поселились в двух убогих комнатах при церкви, жили очень бедно, хорошо хоть форму давали в Тауэре. Так прошел год, зимой на второй год наступил сильный холод, моя мать заболела, а угля, чтобы согреть ее, у нас не было. Я думаю, кроме того, ее доконали горести. Она не виновата в том, что все так кончилось, она очень добрая, здравомыслящая, добродетельная женщина, никакая не папистка. Я расспрашивал ее об этом, и она сказала, на мне нет греха, но я молилась за души своих умерших младенцев, за души родителей, как старая религия учила нас, а это великий грех, и я знаю, что буду гореть за него в аду, хотя и молю Бога пощадить меня. Она умерла 2 февраля 1606 и похоронена на кладбище при церкви Святой Катерины. Сейчас ты знаешь, моя Нэн, что это ты успокоила меня в моей печали, и я захотел жениться на тебе, но твой отец сказал, нет-нет, нельзя жениться на ученическую зарплату, как ты будешь содержать мою дочь? Ответа у меня не было, и я ушел и пребывал в печали много дней.
