От этого сообщения физиономия у него вытянулась, из чего я заключил, что он рассчитывал на другой ответ: к примеру, что он может получить авторские права на то, что нашел. Он спросил, известно ли мне, как действует аналогичный закон в Соединенном Королевстве, и я ответил, что да, это мне известно, поскольку наша фирма занимается консультированием и по ту сторону Атлантики. Я сказал ему, что Британия более дружелюбна к творцам, нежели США, а именно: автор имеет неограниченные авторские права на неопубликованную работу, а если она опубликована или иным способом представлена общественности, авторские права сохраняются на протяжении пятидесяти лет с момента первой публикации или представления. В нашем случае автор мертв, продолжал я, и авторские права будут сохраняться в течение пятидесяти лет, считая от календарного года, когда Акт об авторских правах 1988 года вступил в силу — то есть пятьдесят лет от 1 января 1990 года.
Он кивнул и спросил насчет права собственности — кому принадлежат авторские права на неопубликованное произведение покойного автора? Я объяснил, что по британскому закону, если право собственности не передано по завещанию, авторские права отходят к короне. Мне нравится говорить это — «отходят к короне». В воображении возникает картина: Елизавета II радостно потирает руки при мысли о растущих барышах, а вокруг — груды сверкающих гиней, и на них громко тявкают корги.[7]
Такой ответ его тоже не порадовал. А как же права тех, кто нашел рукопись, спросил он? Разве им не причитается девять десятых ее стоимости?
На что я ответил, что эти байки в какой-то степени соответствуют действительности. Но если он решится опубликовать произведение, то должен быть готов к судебному преследованию со стороны короны; если же он опубликует рукопись в США, ему придется приложить немало усилий, чтобы защитить свои авторские права от прямого пиратства. А теперь не будет ли он любезен оставить гипотетические рассуждения и рассказать мне, что имеет в виду на самом деле?
Мой тон означал, что я готов распрощаться с ним, если он не собирается быть более откровенен. Какое-то время он в молчании обдумывал мои слова, и я заметил, что на лбу и на верхней губе у него выступили капли пота, хотя в офисе было прохладно. У меня мелькнула мысль: может, он болен? Мне и в голову не приходило, что он страшно напуган.
Я достаточно давно в этом бизнесе, чтобы определить, когда клиент искренен, а когда лжет. Профессор Булстроуд определенно относился ко второй категории. Он сказал, что вступил во владение (эта фраза всегда бесит меня) документальным свидетельством, рукописью семнадцатого столетия — личным письмом человека по имени Ричард Брейсгедл к его жене. Профессор считает рукопись подлинной, и из нее становится ясно, что существует некий литературный Труд огромной научной значимости, о котором никто никогда не подозревал. Одна эта рукопись дает богатый материал для исследований, но иметь сам Труд…
