Рука мужчины стремительно метнулась к ней и успела поймать нож прежде, чем креветка оказалась у нее во рту. Она открыла глаза и взглянула на него.
— Неужели вы так голодны? — спросил он мягко.
— Я уверена, ваша еда — восхитительная. Просто я никогда не ела этого раньше. Конечно, она мне понравится так же, как вам.
Он странно посмотрел на нее, а затем взял у нее сеть и поднял упавшую креветку.
— Сначала их нужно почистить и сварить.
Она молча наблюдала, как он вывалил креветки в котелок с кипящей водой.
— Неужели вы раньше никогда не видели креветок?
— Конечно, видела, но мне подавали их на тарелке, и они ничего общего не имели с этими розовыми копошащимися существами. Я их просто не узнала.
— И вы собирались съесть их сырыми. Откуда вы приехали?
— Из Ланконии.
— Ах, да. Я слышал о ней. Горы, козы и виноград, верно? А что же вы делаете здесь, в Америке?
— Меня пригласило ваше правительство. Уверена, сейчас они просто сходят с ума — ведь я исчезла. Вы должны…
— Не начинайте все снова-здорово. Если бы была хоть малейшая возможность увезти вас с этого острова, я бы это уже давно сделал. Поверь мне, сестричка.
— Я — не ваша сестричка. Я…
— Царственная колючка у меня в пятке. Ну ладно, давайте, сворачивайте им шею и вытаскивайте из панцирей, а я тем временем приготовлю соус.
— Прошу прощения, сэр. Я — не кухарка, и не ваша личная служанка.
Он стоял перед ней и заслонял собой солнце. Опять он был в шортах и расстегнутой рубашке. Его ноги были у нее прямо перед носом. Они были большими, загорелыми и волосатыми.
— Но сейчас вы в Америке, Принцесса, а здесь все равны. Вы хотите есть — значит, вы должны работать. Я не собираюсь подавать вам завтрак на золотом блюде.
Он бросил нож и деревянную дощечку к ее ногам.
— Режьте и очищайте.
— Не думаю, что вашему правительству понравится, как вы со мной обращаетесь, лейтенант Монтгомери. Они очень хотят ванадий, которого полно в моей стране, а я вовсе не уверена, что захочу его продать Америке, если со мной не будут обходиться должным образом. Хорошо.
— Обходиться хорошо! — взорвался он. — Я спас ваш тощий королевский зад, и только посмотрите, чего мне это стоило!
Он сорвал рубашку со своего левого плеча, и она увидела глубокую, набухшую и уродливую рану на коже и массу полузаживших шрамов на розовых ожогах вдоль всей руки, на ребрах. Один был особенно большой и, казалось, уходил дальше под шорты. Его ноги были тоже поранены, и раны там казались даже еще глубже и еще хуже зажившими.
