– Нашей дочери недавно исполнилось восемь, – чуть хрипло сказала Оливия.
– Уже восемь? – изумился сэр Джон. – А я и не подозревал об этом… Странно. Впрочем, будь у вас сын, об этом давным-давно всем было бы известно, не так ли?
От его обычной любезности не осталось и следа, и в глазах появился огонек подозрения, смешанного с осуждением. Сэр Джон был далеко не глупым человеком.
– Это вовсе не тайна, сэр Джон, – поспешил загладить неловкость Арлен. – Просто мне казалось, разговор о маленьких детях вряд ли может быть интересным в компании.
Арлен заметно покраснел, на лбу у него выступила испарина.
– Так ступайте же наверх, миледи, – повернулся он к Оливии, и его глаза грозно сверкнули, обещая ей скорую расправу за все, что ему пришлось вытерпеть по ее милости.
Расстроенная Оливия извинилась перед гостями и поспешно вышла из гостиной. Арлен стыдился своей дочери, и Оливия никак не могла простить мужа за это. Уходя, она поймала на себе довольный взгляд Элизабет.
Боль пульсировала в висках Оливии, когда она чуть ли не бегом взлетела вверх по лестнице. Детская находилась на третьем этаже. На этом же этаже спала и сама Оливия, когда мужа не было дома. Подходя к детской, она услышала тихий плач Анны. Комната была вся освещена оранжевым пламенем свечей.
У постели ребенка сидела служанка-ирландка. На необычно бледном лице девочки ярко выделялись веснушки. Когда в детскую вошла Оливия, служанка вскочила на ноги.
– Прошу прощения, мадам, – пробормотала Меган, не глядя на хозяйку.
– Мама! – тут же воскликнула Анна, протягивая руки навстречу Оливии. Глаза были такого же светло-серого цвета, как и у матери. Широко раскрытые, они ничего не видели: Анна была слепой от рождения.
Подбежав к дочери, Оливия обняла ее и прижала к своей груди. Потом взглянула на молоденькую ирландку, нервно переминавшуюся с ноги на ногу у двери.
– Ты снова не уследила за свечами! – укоризненно произнесла она, мысленно благодаря небеса за то, что мисс Чайлдс должна была уже скоро вернуться.
– Зачем слепому ребенку свечи? – начала было оправдываться глуповатая ирландка.
– Ступай прочь, – оборвала ее Оливия, крепко прижимая к себе дочь. Она не могла объяснить, почему совершенно слепая Анна ужасно боялась ночной темноты и всегда просила оставлять на ночь в детской хотя бы одну горящую свечу. – Не надо плакать, милая, все уже позади, свечи снова горят, – ласково пробормотала Оливия, гладя дочь по головке.
– Прости, мамочка, – в последний раз всхлипнула Анна, – я не хотела причинять тебе беспокойство… Прости, я такая трусиха…
