А в это время папа и мама… нет. Этого не может быть, убеждала она себя, она бы почувствовала это. Карр как всегда лжет.
В двери показался Эрик с трубкой во рту, морская шапочка его игриво сдвинута набекрень. Увидев ее белое лицо, он перестал улыбаться. Джинкс молча протянула ему письмо.
— О Боже, — прошептал он. — О Боже. — Эрик подошел к ней. — Все в порядке?
— Нет, — сказала она, — нет, не все.
Неужели это было наказанием Божьим за ее грех? Мама сказала, что Элисон будет уродом, но этого не произошло. Бог придумал другой способ, чтоб наказать ее. О! Они не могли умереть! Не могли. Глаза ее наткнулись на коробку с сигарами, и она потянулась к ней.
Эрик приподнял было руку, чтоб запротестовать, но сразу уронил ее, потому что она умышленно выпустила струю дыма в открытое окно.
Вопреки совету Эрика Джинкс послала доверенность Карру.
— Все равно он может делать с акциями все, что захочет, так что это не имеет уже никакого значения.
— Но ведь он может ограбить тебя так, что ты даже и не узнаешь этого, Рыжая. Хоть он и брат тебе, но я никогда ему не доверял.
Она оторвалась от письма, которое сочиняла. Джинкс писала тетушке Пэйшиенс. Писать Кифу было слишком больно, но она не прерывала связь с Глэд Хэндом благодаря переписке с тетей.
— Неважно, что делает Карр, — сказала она. — Я не могу даже и думать о деньгах.
— Но…
— О, оставь меня в покое! — закричала она. Она знала, что ведет себя по-детски, но это ее не волновало.
Он не понимал. — Убирайся и оставь меня одну!
Эрик пригнулся, и ее кожаная коробка для писем пролетела над его головой и ударилась о стену каюты.
— Ну что, теперь ты лучше себя чувствуешь? — мягко спросил он.
Она вскочила и хотела убежать, но он схватил ее, глаза его смотрели на нее сочувственно. Она попыталась высвободиться, пальцы ее впились ему в руку.
— Послушай меня, любимая. Я понимаю, что ты переживаешь, и весьма сочувствую тебе, но я не позволю тебе так себя вести. — Она высвободила свою руку, и на этот раз он не препятствовал этому.
— Тебе надо поплакать, Рыжая. Если б ты могла выплеснуть свои чувства наружу, тебе не было бы так больно.
Тяжелая морщинка пролегла между бровями Джинкс. «Райль бы понял меня», — подумала она. В углу зашевелилась Элисон, и Джинкс поспешила к ней.
— Привет, Эли, — проворковала она, хмурое выражение ее лица уступило место улыбке. — Привет, куколка. Ты голодная? — Она села на стул и расстегнула лиф. Эрик стоял неподалеку, Джинкс чувствовала на себе его взгляд и знала, что сейчас глаза его потемнеют от желания. Ненависть промелькнула в ней, ненависть к нему за то, что он не был Райлем.
