Не слишком волнующе, но вкусно. Очень вкусно.
Она взяла пакет в одну руку, тарелку – в другую, и пошла босая на террасу. Конечно, в ее распоряжении не было чудесного японского садика с павильоном, как у ее беспокойного соседа, негде было присесть по-японски и помедитировать, медленно восстанавливая душевное равновесие и уносясь в нирвану.
Вот жалость-то! Ее равновесие уже давно было утеряно, и его не помешало бы восстановить.
Джинни положила подушку на изящную скамеечку для двоих, уютно устроилась на ней и блаженно вытянула ноги на подлокотнике.
Если уж никуда не деться от этих навязчивых мыслей, то незачем и прятаться от них. Лучше расслабиться и получить удовольствие.
Она выбрала самую крупную ягоду, взяла ее за хвостик, макнула в коробочку со сливками, запрокинула голову и опустила в рот. Сливки, смешанные с соком, потекли по подбородку. Рассмеявшись, Джинни поймала их языком.
Вдруг до нее донесся едва уловимый шорох из-за изгороди.
Вернее вздох. Или даже стон.
Ричард Мэллори. Самый опасный тип на свете, от которого девушкам стоит держаться подальше…
Не обращая внимания на колотящееся сердце, она подняла голову, облизала пальцы, выигрывая таким образом несколько драгоценных секунд, чтобы взять себя в руки до того, как столкнется с ним взглядом.
Напрасная трата времени.
Невозможно подготовиться к тому, чтобы увидеть его темную фигуру в мягком свете, падающем из открытого окна у него за спиной. Его лицо скрывала тень, сгущавшаяся под четко обрисованными скулами, линией подбородка. Черные кудри сияли, словно нимб.
Ричард медленно поднял руку, и в ней блеснул тяжелый хрустальный стакан, который он поднес к губам.
Джинни почти ощутила вкус виски на его губах, и ее тело стало таять как свечка от одной мысли об этом.
– Хочешь?
Кто это сказал: она или он? Или это слово прозвучало лишь в ее голове, так что Джинни одна слышала его?
Ричард стоял неподвижно целую вечность. А Джинни никак не могла понять: должна ли она ответить ему.
Наконец Ричард неторопливо двинулся к ней, прорвавшись сквозь заросли изгороди, молча сунул ей в руку свой стакан и осторожно приподнял ее ноги, чтобы сесть рядом. Устроившись, он положил их себе на колени. У него были сильные и крепкие бедра, как у спортсмена. Ее лодыжки лежали на мягкой ткани джинсов. Его прохладные руки касались ее подъема, когда он рассеянно гладил их, глядя на нее проникающим внутрь, изучающим взглядом. И совершенно невозможно было угадать, о чем он думает.
