«Дорогой сын Иоганна Сигизмунда, а разве кто-нибудь просил, чтобы мать его родила? А разве кто-нибудь просил, чтобы его произвели на свет в таком месте и в такое время? Мы пребывали в вечном молчании божества, и вот нас выбросило на землю… Кто поставил на нашем пути этот мир?»
Бальтазар остановился и с удивлением уставился на Валентину.
«Кто вас научил ставить такие вопросы?» – поинтересовался он в свою очередь.
«Видишь ли, – начала первая супруга Кобера, – когда трое моих первых детей умерли от красной чумы, а двоих следующих унесла война, хоть им еще не исполнилось и шестнадцати лет, я стала думать, что пути Господни слишком неисповедимы и, похоже, все происходит вообще без Его участия… Я пошла тогда к пастору Фюрстенау и сказала ему: „Якоб, Провидения не существует. Бог нас оставил“. А Якоб только покачал головой, ибо он знал, скольких детей я потеряла. Потом ответил: „Если ты повторишь это немного громче, тебя сожгут на площади“. И тогда меня обуял гнев. Я возвратилась домой, опустилась на колени перед образом Божиим и сказала: „Господи, у меня осталась одна дочь. Если я потеряю ее, я больше не буду верить, что Ты добр и милосерден“.
«И твою дочь увели поляки…» – сказал Бальтазар.
«Через неделю после этого! Но твой отец, этот примерный христианин, решил, что все произошло вполне естественно… Ты ее нам дал, Ты ее и забрал! А теперь слушай меня внимательно, Бальтазар. Я не умерла от лихорадки, как об этом было объявлено. Твой отец извлек мой труп из пруда в Ландескроне».
Юноша перекрестился и поднес к губам кончик большого пальца, потом пробормотал:
«Значит, вы из ада сюда пришли…»
Она улыбнулась, и Бальтазар сразу понял, что ошибается.
«Все мои дети собрались там. И когда я падала, они меня подхватили и унесли на Небо, а когда ангелы стали возражать, они им сказали: „А вам приходилось быть матерью? А вы теряли когда-нибудь ребенка? Тогда пропустите нас!“ И таким образом, я попала в обитель блаженных, не на очень высокую ступень, но с меня достаточно».
«Значит, ваши дети умерли, чтобы вас спасти?… Не так ли?»
«Может быть, так, а может быть, и не так. Не надо мне этой ясности, она меня слепит. Но и ты, сын Иоганна Сигизмунда и Гертруды, не пытайся это понять… Ведь ты хорошо знаешь, что если бы мои дети не умерли, я бы не бросилась в пруд, а следовательно, и не нужно было бы меня спасать!»
Чувство глубокого отчаяния охватило Бальтазара. Это было так, будто он внезапно очутился на краю пропасти, и мрак бездны медленно, но неотвратимо начал его засасывать. Никогда еще не чувствовал он себя таким беззащитным, как в эти минуты. Бог казался ему таким далеким, таким непостижимым, что его обезумевший дух отчаянно метался, ища точку опоры и везде чувствуя себя уязвимым. Он видел себя на корабле, потерявшим штурвал, посреди бури, каждая волна которой могла б накрыть всю землю целиком. Его зовущий на помощь крик терялся в грохоте этих волн.
