— Это для вас низко, — улыбнулась девушка в окне. — На такой высоте и я подтянусь.
У нее были прямые светлые волосы и смеющиеся синие глаза. Казалось, она была заряжена смехом под давлением, и он теперь прыгал и бурлил в ней, ища выхода.
— Попробуйте, — усмехнулся Арт.
Она исчезла в глубине комнаты и через минуту вышла во двор. На ней были пестренькие узкие брюки и старый, затрепанный джемпер.
— Ой, — сказала она, взглянув на трубу, — она же вся ржавая! Руки перемажешь… — Она засмеялась и посмотрела на Арта. — Я, наверное, кажусь вам дурочкой? Честно, я не обижусь…
— Нет, честно — нет, — покачал головой Арт.
Она была слишком красивой, она была выходцем из какого-то другого мира. Здесь, в этом асфальтовом колодце, так не смеялись. Здесь, может быть, смеялись и громче, но не так. Не так охотно. Здесь никто не был заряжен на смех.
— А вы здесь живете?
— Да, вчера переехала. Ничего конурка. Не очень веселенькая, но жить можно. А вы?
— О, я здесь родился и вырос, — сказал Арт. Ему хотелось сказать девушке что-нибудь очень веселое, легкое, остроумное, но он не знал, что сказать, и лишь смотрел на нее, радуясь тому, что в мире бывают такие случаи, когда прямые светлые волосы и смеющиеся синие глаза могут вместе образовать такое вот лицо, от которого ни за что не хочется отвести глаза. От которого на душе одновременно и весело и грустно.
— Однако вы могли бы мне и представиться, — засмеялась девушка, — вы старожил, а я новосел.
— Арт Фрисби, — наклонил голову Арт, вспоминая, как это делают в телевизоре джентльмены.
— А я Мери-Лу Накольз. Я продавщица в магазине на Седьмой улице. Сегодня я выходная.
— Может быть, мы это как-нибудь отметим?
— Что именно? Что я Мери-Лу Накольз, что я продавщица или что сегодня выходная?
— И то, и другое, и третье, — снова наклонил голову Арт, — это все очень важные и приятные вещи. — Он сам удивился своему красноречию; он почему-то совсем не стеснялся девушки. — Выпьем где-нибудь и пойдем в кино. Или, может быть, на танцы?
— Мне везет. Не успела переехать на новое место, как уже получила приглашение. Сейчас я переоденусь. Или, может быть, так пойти, если в кино? — Она вопросительно и доверчиво посмотрела на Арта.
— Так. Только так, — твердо сказал Арт.
— Почему?
— Потому что, что бы вы ни одели, ничто не сможет сравниться с этим туалетом.
Мери-Лу покатилась со смеху.
— Ну, вы шутник, Арт! И комплименты откалываете — только держись.
Когда они шли к бару Коблера, он как бы невзначай коснулся ладонью ее руки. Кожа у нее была теплая и сухая, и Арту вдруг стало грустно. Душный комок подкатил к горлу и стал там, мешая глотать. Он не знал, почему ему грустно, но понимал, что грусть эта как-то связана с прямыми светлыми волосами, с доверчиво смеющимися синими глазами, с теплой и сухой кожей ее руки. И с ним. Он не понимал, что где-то в его сердце рождалась нежность — чувство для него незнакомое и даже опасное, потому что пока в его мире места для нее не было, а ломать привычный мир всегда опасно.
