– Нет, Вильке, нет! Эту кожуру мы выбросим сами. Сделай из газеты кулек, Герта, и вложи туда камень, чтобы он быстрее пошел ко дну. А теперь устроим похоронную процессию и утопим наш кулек в открытом море.
Вильке усмехнулся. «Что за бесенок наша барышня», – подумал он. Тем временем Эффи, аккуратно сложив вчетверо скатерть, водрузила посреди нее кулек с кожурой и сказала:
– Ну, а теперь давайте все возьмем скатерть за углы и споем что-нибудь печальное.
– Легко сказать «печальное»! Что бы нам такое спеть?
– Да что угодно, только рифма должна обязательно оканчиваться на «у». «У» всегда звучит печально. Итак, запели:
Глубь, глубь,
Кулек наш приголубь...
Пока Эффи с самым торжественным видом исполняла это молебствие, девушки спустились по мосткам в лодку и медленно погрузили кулек с вложенным в него камнем в пруд.
– Ну, Герта, твой грех пошел ко дну, – сказала Эффи, – а я невольно подумала, что раньше вот точно так же топили бедных, несчастных женщин. За неверность, конечно.
– Только не в этом пруду!
– Нет, конечно не здесь! – рассмеялась Эффи. – Здесь ничего подобного не происходит. Это было в Константинополе, и, насколько я припоминаю, ты знаешь об этом не хуже меня. Ведь кандидат Гольцапфель рассказывал нам такие вещи на уроке географии.
– Да, – согласилась Гульда, – он всегда рассказывал нечто такое. Но все это быстро забывают.
– Только не я. Я таких вещей не забываю.
Так они болтали еще некоторое время, с удовольствием вспоминая свои школьные годы и вместе с тем негодуя на многочисленные несправедливости кандидата Гольцапфеля. Этот разговор продолжался бы целую вечность, если бы Гульда вдруг не спохватилась:
– Тебе пора идти, Эффи: у тебя такой вид... как будто... ну, как бы это сказать... Ну, как будто ты только что рвала вишни... все на тебе растрепано, помято. Это полотно вообще быстро мнется, а твой широкий белый воротник... одним словом... теперь, кажется, я нашла правильное сравнение... ты похожа на корабельного юнгу.
– На мичмана, с вашего позволения, – поправила Эффи. – Должна же я хоть чем-нибудь попользоваться от своего дворянского происхождения. Но мичман или юнга – папа все равно недавно обещал мне поставить здесь около качелей мачту, – с реями и веревочной лестницей. Не скрою, мне и в самом деле будет очень приятно самой поднять вымпел. А ты, Гульда, взберешься на мачту с другой стороны и там наверху, в воздухе, мы крикнем «ура» и поцелуемся. «Попутного ветра!» – мне очень нравится это выражение.
