– Почему бы нам не начать упражняться и правой рукой? – спросила я его. – Кстати, хочу напомнить, что завтра пятый урок. И нам придется расстаться, если вы будете продолжать эту запинающуюся игру.
– Бог ты мой, как же вы одеты! – прервал он меня, недовольно вставая. – Я ничему не смогу научиться, глядя на вас в таком виде…
Я оторопела. Он взял меня за руку, как маленькую девочку, мы спустились вниз и вышли на улицу. Там мы зашли в несколько бутиков. С неожиданной ловкостью и безошибочным вкусом он купил мне изумительную юбку, клетчатые чулки и шотландский берет с помпоном в такую же клетку, плащ, который можно носить на две стороны, и блузку с эмалированными пуговками. Тут же, в магазине, он заставил меня одеться во все купленное. И распорядился, чтобы одежду, которую я сняла, положили в пакет и вынесли в контейнер для мусора. Все мое негодование тут же улетучилось, стоило мне посмотреться в зеркало.
– Так, теперь можно продолжить урок,– сказал он удовлетворенно, и мы вернулись в его квартиру.
Здесь я хотела бы заметить, что меня уже не на шутку беспокоило то упорство, с которым он делал вид, что мы до сих пор никогда не встречались. Я взяла гитару и собралась продолжить занятие, однако он к своему инструменту даже не притронулся. Неожиданно он подошел ко мне со спины, обнял, и не успела я рвануться, как он взял первый аккорд на моей гитаре, продолжая держать меня в объятиях. Аккорд был хрустально ясным, правая рука делала свое дело безошибочно, и он тихо, хрипловатым голосом, запел какую-то старинную песню. Через каждые два слова он целовал меня в шею, и я глубоко вдыхала запах его необыкновенных духов, подобного которому я никогда раньше не встречала. Слова его песни не были французскими, это был какой-то странный, незнакомый мне язык:
В рубашке тихой завтрашних движений
Недвижим
Прирос глазами я к твоей груди
Хочу насытить сердце
Это сербские слова? – спросила я его.
– Нет, – ответил он, – с чего вы это взяли?
Не докончив песню, он оборвал ее на полуслове и начал медленно раздевать меня. Сначала шапочку и туфли, затем кольца и пояс с перламутровой пряжкой. Потом через блузку он расстегнул на мне лифчик. Тогда и я принялась снимать с него одежду. Дрожащими пальцами рвала на нем рубашку, а когда с этим было покончено и мы остались нагими, он швырнул меня на постель, сел рядом, задрал вверх свою левую ногу и начал натягивать на нее мой шелковый клетчатый чулок. Затем на правую ногу натянул второй. Я с ужасом заметила, что эти только что снятые с меня чулки выглядят на нем гораздо лучше, чем на мне, то же самое можно было сказать и о моей новой юбке и блузке, которые так же пришлись ему впору. Тимофей, великолепно выглядевший в одежде, которую он только что купил для меня, опустил руки, обул мои туфли, причесался моей расческой, небрежно натянул на голову мою шапочку, быстро накрасил губы и торопливо вышел из дома…
