Наследство из преисподней | страница 11
Я перечитал бумаги пять или шесть раз, едва не по складам. Все необходимые подписи и печати были на нужных местах, пакет пришел от солидной конторы, вручили мне его под расписку… В общем, по идее, розыгрышем здесь даже не пахло.
Тогда что это? А может, я нахожусь в алкогольном бредовом забытьи после приличной дозы и меня посетили кошмарные видения?
Я подошел на нетвердых ногах к зеркалу и долго смотрел на себя тупым мутным взглядом законченного идиота. И пришел к выводу, что крупный широкоплечий мужчина с мятой похмельной физиономией неприятного красно-синюшного цвета, мешками под глазами и недельной щетиной на подбородке никак не тянет на графа Монте-Кристо, которому привалила удача в виде клада.
Но и на сон мое состояние как будто не было похожим…
Для того, чтобы в этом удостовериться окончательно, я сначала покривлялся немного, а затем дал себе ладонью пару раз по мордам. Убедившись, что это больно, я в полном отчаянии отправился в ванную, где побрился и принял контрастный душ.
Но даже после водных процедур я все равно ничего не соображал. Зяма Чиблошкин – мой благодетель?
Чтоб я сдох! Легче было поверить в прилет марсиан на землю или в апокалипсис на следующей неделе, нежели в завещание о моем вступлении в наследство, оставленное безвременно усопшим Зямой.
Вообще-то его звали Зенон, и в классном журнале он был записан как Мошкин – по фамилии отца, крупного партийного функционера. Мать Зямы возглавляла областной отдел здравоохранения и носила девичью фамилию Блохина; она почему-то ее не поменяла, когда выходила замуж.
Поэтому тщедушного Зенона школьники дразнили Чиблошкин-Чимошкин. Из-за чего он дрался почти на каждой перемене, в том числе поначалу и со мной.
Надо отдать Зяме должное – он был бесстрашным пацаном и по натуре авантюристом. Редко какое ЧП в школе (а затем, когда Зяма подрос, и в микрорайоне) обходилось без его участия.
И лишь по прошествию многих лет я понял, что таким образом он пытался утвердиться на вершине школьной иерархической лестницы, где парню без характера и сильной воли делать нечего. (Впрочем, то же самое можно сказать и о жизни вообще; если у тебя внутри нет стального стержня, будешь ходить, подогнув плечи, до конца своих дней).
Крепко сдружились мы только в шестом классе. Как ни странно, основой дружбы стала наша совместная страсть к голубям.
В отличие от Зямы, родители которого имели просторную квартиру в самом центре города, я жил на окраине, где голубятни возле пятиэтажных "хрущевок" были не редкость. Их лепили на живую нитку из подручных материалов (коими являлись ящики из-под бутылок и спичек, куски ржавой жести и толь) и выглядели они как грибы-поганки.