Ученый хранил молчание, видимо, приняв эти слова слишком близко к сердцу. Он завоевал некоторую известность как создатель танцующих кукол — заводных фигурок, от очень маленьких до огромных, выше человека, от смешных до возвышенно-прекрасных, позолоченных музыкальных шкатулок, миниатюрных планетариев, усыпанных драгоценными камнями, и других замысловатых механических игрушек его собственного изобретения. Еще он прославился тем, что коллекционировал морские часы, астролябии и другие измерительные инструменты. Он собрал значительную коллекцию за эти годы и вечно то разбирал все эти механизмы, то собирал их снова, внося некоторые усовершенствования.
Но важно было другое: в углу его лаборатории стоял затейливый механизм, состоявший из бронзовых колес, свинцовых грузов и сложных вращающихся магнитов. Это свое создание Френсис окрестил Небесными часами и намекнул своим ученикам, что механизм идеально выполнит некую функцию, о которой до сих пор и мечтать не приходилось, — но он работал над этим изобретением вот уже восемнадцать лет, все не решаясь завершить работу или хотя бы объяснить его назначение.
Чтобы прервать неловкую паузу, Джарред обратился к Люциусу:
— А с низшими слоями ты сможешь разделаться так же четко и быстро?
— Это будет даже еще проще. Низшие слои живут немногим лучше олухов и толстопятов, а олухи и толстопяты живут, как собаки.
— Все это очень хорошо, — сказал король, — но теперь, когда ты хладнокровно препарировал наше общество и нашел его неполноценным, какое все это имеет отношение к тому, о чем ты говорил ранее? Почему ты сомневаешься — или притворяешься, что сомневаешься, — что чародеи действительно существовали?
— Потому что мир очень болен, и в нем царит застой. Потому что… потому что не будь ужасного примера чародеев и их злодеяний, что запугало бы нас и заставило быть такими покорными? Как общество могло бы надеяться задушить в нас все проблески природного любопытства, природного честолюбия и творческого воображения?
— И что же? — сказал Джарред, не совсем понимая, к чему тот клонит.
Люциус опять горько рассмеялся.
— Я сомневаюсь, что они когда-либо существовали, по одной-единственной причине: потому что они ну просто чертовски удобны.
