— Да, да, кажется!
— Что же именно?
— Не помню.
В темноте что-то щелкнуло (то были зубы), потом раздался крик. Становилось ясно, что почтение, которое обычно испытывают к дяде, приближалось к нулю.
— Пожалуйста, не надо! — сказал лорд Эмсворт.
— Чего не надо?
— Таких… звуков.
— Какие хочу, такие делаю. Сами знаете, что вы мокрица.
— Кто?
— Мокрица, — холодно сказала она. — Это очень низкое существо. Не какой-нибудь приличный слизняк, вроде этих, садовых, а самое что ни на есть мерзкое…
— Ты бы лучше зашла в дом, — сказал лорд Эмсворт. — Тут прохладно.
— Не зайду. Я думаю о Джимми. А вы зачем вышли?
— Я тоже думаю. Императрица два дня не ест, а твой Белфорд сказал, что надо ее позвать. Мало того, он меня научил — но я никак не вспомню…
— Поразительно! И у вас хватило духу спрашивать Джимми про свиней, это после всего!
— Но я…
— Вот что: если вспомните, и она поест, вам будет стыдно!
— Дорогая моя, — торжественно сказал граф, — если она поест, я не откажу ему ни в чем.
— Честное слово?
— Самое честное.
— Не испугаетесь тети Конни?
Лорд Эмсворт весь подобрался.
— Конечно, нет, — гордо сказал он. — Я всегда готов выслушать ее мнение, но есть слишком важные вещи. — Он помолчал. — Вроде бы «сви-и…»
Откуда-то послышалась музыка — кончив дневные труды, прислуга незаконно пользовалась хозяйским граммофоном. Лорду Эмсворту это мешало, он музыки не любил, а главное — слыша такие мелодии, вспоминал о своем младшем сыне Фредерике, который пел и в ванне, и так.
— Именно, «сви-и»…
— Кто-о-о… Кто-оу-оу-оу…
Лорд Эмсворт подскочил на месте.
— … кто сердце мое украл? — надрывался граммофон. — Кто-оу-оу-оу…
Покой летней ночи нарушила радостная трель:
— Сви-и-и-оу-оу!..
Открылось окно. Появилась крупная лысая голова. Солидный голос спросил:
— В чем дело?
— Бидж! — вскричал лорд Эмсворт. — Идите сюда!
— Сейчас, милорд.
Красоту ночи умножило явление дворецкого.
— Бидж, слушайте!
— Да, милорд?
— Сви-и-и-оу-оу..эй!
— Превосходно, милорд.
— А теперь вы.
— Я, милорд?
— Да. Так зовут свиней.
— Я не зову свиней, милорд.
— Зачем вам еще Бидж? — спросила Анджела.
— Если мы оба заучим, тогда неважно, забуду я или нет.
— И то правда! Ну-ка, Бидж! Вы не знаете, а речь идет о жизни и смерти. Молодец! Так, так, так…
Бидж как раз собирался сказать, что служит в замке восемнадцать лет, но в его обязанности не входят вопли при луне. Если бы не Анджела, он бы это и сказал.
Но он был рыцарь, мало того — он был ей когда-то вроде няни, изображая бегемота, и нежно ее любил. Что перед этим какие-то вопли?
