Трудно сказать, когда он заметил, что напротив сидит еще кто-то. Во всяком случае, подняв в очередной раз бокал, он встретил чистый взгляд истинного Фаунтлероя, а точнее — того самого Джонни Бингли, которого вы, господа, сегодня видели.
Удивился он не очень сильно. На этом этапе человек не удивится и слону в костюме для гольфа. Но заинтересовался и сказал: «Здрасьте».
— Здрассь, — отвечало дитя, подкладывая льда в бокал. — Не говорите Шнелленхамеру, у меня в контракте особый пункт.
— Кому не говорить?
— Шнелленхамеру.
— Как пишется?
— Не знаю.
— И я не знаю, — признался Уилмот. — Но сказать — не скажу.
— Что?
— Да вот это.
— Кому?
— Ну, ему.
— А чего не скажете?
— Забыл.
Они помолчали; каждый думал о своем.
— Вы не Джонни Бингли? — поинтересовался Уилмот.
— Кто?
— Вы.
— Что?
— Бог его знает.
— Так чего надо?
— Моя фамилия Маллинер. Да. Маллинер. И все.
Собеседник то сплывался, то расплывался. В конце концов, его дело. Хочешь — расплывайся. Главное — сердце, я так считаю.
Мысли эти побудили сказать:
— А вы хороший парень.
— И вы.
— Значит, оба?
— Ну!
— Один и один — два, — уточнил скрупулезный Уилмот.
— Точно.
— Два, — повторил мой родственник, загибая пальцы, а кого? Дже-нет-ле-ме-на. Вот! Хорошие люди, джен-те-леме-ны. Один и один. Нет, два и два. Это вроде четыре? А нас двое… Ладно, не в том суть. Бингли, мне худо.
— Ну!
— Худо. Ду-ша бол-лит. Ик! В общем, душа болит.
— А чего такое?
Уилмот решил открыться замечательному ребенку.
— В общем, так…
— Как?
— Ну, вот так.
— А чего?
— Я ж говорю. Она мне от-ка-за-ла. Замуж за меня не выйдет.
— За кого?
— За меня.
— Не выйдет?
— Нет!
— Ну, дела, — сказал чудо-ребенок.
— Да уж…
— Ну, положеньице! Я так думаю, вам худо.
— Точно. Хуже некуда, — признался Уилмот, тихо плача. — Что делать?
Джонни поразмыслил.
— Вот что, — сказал он. — Подальше есть еще одно местечко. Пошли туда.
— Пошли, — согласился Уилмот. — И в Санта-Монику.
— Это потом. Сперва — в местечко, потом — в Монику. Увидим новые лица…
— Уж этого там хватает.
— Значит, пошли.
Наутро, в 11.00 мистер Шнелленхамер ворвался в большом волнении к своему компаньону, мистеру Левицкому.
— Знаете что? — сказал он.
— Нет. А что?
— Приходил Джонни Бингли.
— Если хочет прибавки, сошлитесь на депрессию.
— Прибавки! Да ему и этого много!
— Кому, Джонни? Кумиру американских матерей? А как же улыбка сквозь слезы?
— Если эти матери узнают, что он карлик, да еще не первой молодости…
— Кроме нас с вами, не знает никто.
— Да? Вчера он надрался с одним моим кивателем. Говорит, вроде бы не признался, но между тем моментом, когда их вышвырнули от Майка, до того, как он тыкнул вилкой лакея, у него выпадение памяти.
