Дживс и песнь песней | страница 8



— Дживс, вы чудо, — сказала тетя Далия.

— Благодарю вас, сударыня.

— Дживс, вы осел, — сказал я.

— Что ты мелешь, Берти? — вспылила тетушка. — Это великолепный план.

— Чтобы я пел «Моего сыночка» в клубе Крепыша Бингхэма? Подумать только!

— Вы ежедневно исполняете эту песню в ванной, сэр. Мистер Вустер, — сказал Дживс, обращаясь к тете Далии, — обладает приятным мягким баритоном.

— Не сомневаюсь.

Я бросил на Дживса ледяной взгляд.

— Одно дело — петь «Моего сыночка» в ванной, Дживс, и совсем другое — перед отборнейшими бакалейщиками со чада и домочадцы!

— Берти, — вмешалась тетя Далия, — ты будешь петь, хочешь ты этого или нет.

— Не буду!

— Берти!

— Ни за что!

— Берти, — твердо сказала тетя Далия, — во вторник, третьего числа следующего месяца, ты споешь «Моего сыночка». Ты будешь петь как жаворонок на заре, в противном случае да падет на твою голову…

— Не буду!

— Подумай об Анджеле!

— К черту Анджелу!

— Берти!

— Ни за что, пропади все пропадом!

— Значит, нет?

— Ни в коем случае.

— Твое последнее слово?

— Последнее. Учтите раз и навсегда, тетя Далия, нет такой силы, которая заставит меня спеть хотя бы одну ноту. В тот же день я послал Крепышу Бингхэму телеграмму с оплаченным ответом, где предлагал свои услуги по упомянутому делу, и к вечеру все было улажено. Согласно программе, я выступал вторым после перерыва. Следующим значился Таппи. А непосредственно за ним — мисс Кора Беллингер, знаменитое оперное сопрано.



— Дживс, — сказал я вечером, причем в голосе моем тщетно было искать теплоту, — загляните в ближайший нотный магазин. Мне нужен экземпляр «Моего сыночка». Придется заучить все слова — я уже не говорю о суете и нервном напряжении, сопряженном с этой затеей.

— Слушаю, сэр.

— Хочу также подчеркнуть…

— Мне лучше поторопиться, сэр, магазин скоро закроется.

— Ха!

Я хотел его уязвить.



Разумеется, я заставил себя превозмочь страх перед грядущим испытанием и отправился в путь исполненный хладнокровия и мужества, отличающих людей, способных совершать отчаянные поступки с беззаботной улыбкой на устах. Но, должен признаться, был момент — лишь только я вошел в зал и обвел взглядом собравшихся искателей удовольствий — был момент, когда потребовалась вся бульдожья отвага вустеров, чтобы не плюнуть на все и не удрать в такси прочь, в цивилизованный мир. Целомудренные развлечения были в разгаре. Некто, по виду — местный гробовщик, декламировал киплинговского «Гангу Дина». При этом публика, хотя и не улюлюкала в точном смысле этого слова, выглядела довольно мрачно, что мне совсем не понравилось. Один ее вид вызывал чувства, родственные тем, что должны были испытывать Седрах, Мисах и Авденаго, готовясь войти в печь, раскаленную огнем.