Поздно вечером мы обсудили и такую возможность. Но у Вилли как раз было туго с наличностью, а Нина настаивала на решительных мерах. В конце концов молодой писатель вскрыл лезвием «жилетт» бедренную артерию и выбежал с истошным воплем в узкий переулок Гринвич Виллидж, где и умер. Я уверена, что никто не потрудился разобрать оставшиеся после него заметки и прочий хлам.
– Может быть, все будет как с тем писателем, ja, Мелани? – Вилли потрепал меня по колену.– Он был мой, а Нина пыталась отнести его на свой счет. Помнишь?
Я кивнула. На самом же деле ни Нина, ни Вилли не имели к этому никакого отношения. Я не пошла тогда к Нине, чтобы позднее установить контакт с молодым человеком, который и не заметил, что за ним кто-то идет. Все оказалось проще простого. Помню, как я сидела в слишком жарко натопленной маленькой кондитерской напротив жилого дома. Все закончилось так быстро, что я почти не ощутила Подпитки. Потом я вновь услышала звук шипящих радиаторов и почувствовала запах ванили, а люди бросились к дверям посмотреть, кто кричит. Я помню, как медленно допила свой чай, чтобы не пришлось выходить раньше, чем уедет «скорая».
– Вздор,– сказала Нина, снова занявшись своим крохотным калькулятором.– Сколько очков? – Она посмотрела на меня, потом на Вилли.
– Шесть.– Он пожал плечами.
Нина сделала вид, что складывает все очки.
– Тридцать восемь.– Она артистично вздохнула.– Ты опять выиграл, Вилли. Точнее, обыграл меня. Мы еще послушаем Мелани. Ты сегодня что-то очень уж тихая, моя дорогая. У тебя, наверное, какой-то сюрприз для нас?
– Да,– кивнул Вилли.– Твоя очередь выигрывать, Мелани. Ты ждала этого несколько лет.
– У меня – ничего.– Я ожидала взрывного эффекта, потока вопросов, но тишину нарушало лишь тиканье часов на каминной полке. Нина смотрела в угол, словно пыталась увидеть что-то прячущееся в темноте.
– Ничего? – переспросил Вилли.
– Ну, был… один,– призналась я наконец.– Хотя это просто случай. Я увидела их, когда они грабили старика за… Просто случай.
Вилли разволновался. Он встал, подошел к окну, повернул старый стул спинкой к нам и сел на него верхом, сложив руки.
– Что это значит?
– Ты отказываешься играть в Игру? – Нина в упор посмотрела на меня.
Я промолчала – ответ был ясен.
– Но почему? – резко спросил Вилли. От волнения у него снова прорезался немецкий акцент.
Если бы я воспитывалась в эпоху, когда молодым леди было позволено пожимать плечами, я бы сейчас пожала плечами. А так – просто провела пальцами по воображаемому шву своей юбки. Вопрос задал Вилли, но, когда я в конце концов ответила, мои глаза смотрели прямо на Нину.
