Он энергично помахал забинтованной рукой.
– Это ненадолго, – пообещал я. – Слышишь?
Гул становился всё громче и громче, от него уже закладывало уши – слишком монотонно, слишком равномерно. Будто машина работает, а не живая тварь.
– Марго к нам прорвётся, – сказал Финч.
– А я бы на её месте разворачивался и улетал на хрен.
– Вот поэтому в капитанах у нас Марго, а не ты. Чему я, уж прости, крайне рад.
Я поднял голову, неожиданно задетый серьёзностью его тона.
– Проклятье, Финч, какого чёрта? Я просто не хочу умирать за других!
– Да? – вдруг резко сказал Финч. – А что, если другие тоже не захотят умирать за тебя? Не думал никогда об этом?
– Не так-то уж часто за меня умирают…
– Уверен? Много ты в этом понимаешь… Дмитрий, так жизнь устроена – мы все держим друг друга на плаву. Точно так же, как все друг друга топим. Тут чистая грамматика – смотря что ты назовёшь первым. Как это говорят… «казнить нельзя помиловать»?
– Финч, избавь меня от этой доморощенной философии. Мы тут по уши в дерьме ради того, чтобы у горстки людей, на которых всем наплевать, появился шанс выжить. Только шанс, мать их, и то если очень повезёт.
– И чего ты в армию попёрся… – протянул Финч. Я пожал плечами.
– Дурак был.
– Оно и видно.
Повисло неловкое молчание, и я был рад, когда его прервал писк сигнала связи. Умница Марго, и правда времени не теряет.
– Ребята, как вы там? Мне надо ещё минут двадцать. Держитесь?
– Пока нету против чего держаться, – ответил я, стараясь не смотреть на Финча. – Но когда будет – не продержимся и минуты.
– А вы постарайтесь, – сказала Марго и отключилась.
«Ну не стерва ли? Так хорошо начала и вот нб тебе…»
В дверь раздался стук. Я с готовностью развернулся к посетителю, подозревая, что ближайшие двадцать минут растянутся на двадцать веков.
В комнату вошла пожилая женщина – одна из тех самых медсестёр. По первому же брошенному на неё взгляду всё моё воодушевление мигом пропало – я видел, что она собирается о чём-то просить. И вряд ли это почётная обязанность побыть шафером на свадьбе её сына.
– Господин солдат, – пробормотала она. («Господи, и чего они нас так по-дурацки называют? Хотя, если задуматься, как ещё?») – Я… не решалась сказать… Вы такой путь проделали и так рисковали, а нас так мало тут и…
– Короче! – рявкнул я.
– Мой сын…
Надо же, я почти угадал!
– Он… внизу, на нижнем ярусе… там дверь заклинило, а мы…
– Ясно всё с вами, – сказал я, поднимаясь. – Чего он полез-то туда?
– Слабоумный он… а я, дура, не уследила…
