«А потому спи!» — оборвал себя Игнат — «Размечтался. Одноглазый».
* * *
Одноглазый пес встретил караван на подходах к городу. Самого города еще не было и в помине, но дорога все больше заполнялась людьми, тележками, тачками, повозками — упряжными и ручными. В потоке путешественников пять телег ничем особенным не выделялись. Ну, оси железные. Так из ЛаакХаара только железо и вывозят, телега под поковки должна быть крепкая. Оттого и набойные обручи на колесах, оттого и слуг вдвое больше обычного: железо дорого, мало ли кто позарится. Словом, ничего на первый взгляд странного.
Но собаку не обманешь. Одноглазая черноухая псина раз за разом кидалась на последнюю, меньше всего нагруженую, повозку. Там везли еду, там же ехали и девушки. Во сне никаких звуков не было слышно, и Игнат не мог разобрать, что говорит Ирке главный в караване. Девушки слезли и послушно пересели на другую телегу — пес продолжал облаивать именно их, пренебрегая брошенной костью. Игнат вдруг обратил внимание, что Иринка с подружками уже закутаны в темно-коричневые плащи с капюшонами — должно быть, местные позаботились. Чтобы излишнего внимания земной модой не привлекать. Маскировка практически удалась — если бы не пес. Собака безошибочно чуяла нездешность троицы, что купца нисколько не радовало. Он хмурился, теребил пальцами кисточку на поясе. Его люди несколько раз пугали упрямую собаку кто рукой, кто ремнем — она крутилась по кустам и возвращалась. Наконец, купец распорядился, и кто-то из его людей бросил в собаку камень. Попал или нет, Игнату не показали. Судя по прекратившейся суете, собака больше никого не беспокоила.
Люди на дороге были одеты почти так же, как и караванщики. Те же заметные цветные пояса; те же шапки ступкой, иногда с вырезным околышем, как в кино про Стеньку Разина. Длиннополые кафтаны; вперемешку — плащи с капюшонами. Остроносые сапоги: красные, стоптанные до рыжины и растрескавшиеся; зеленые, пока еще новые, но полосы пыли уже есть; коричневые, на которых грязи не заметишь. Наконец, черные, должно быть, смазанные перед выходом на дорогу, и теперь в серой пыльной шубе с просверками царапин. Колеса на деревянных спицах. Телеги с мешками, кульками и бочонками. Лошади. Куры в прутяных клетках, пушистые желтые гусята тянут шеи из плетеной корзинки… Игнат видел достаточно исторических фильмов, и не удивлялся.
Между тем петлявшая в холмах и перелесках дорога все расширялась, в нее впадали проселки и тропинки. Открывались дымки над далекими стайками игрушечно-четких домиков; в синем небе где-то далеко справа пылало солнце. Золотые листья по обочинам, рощицы в багрово-алом, насквозь просвеченные перелески… Наконец, слева распахнулось желтое поле, перечеркнутое черным муравьиным потоком — множество людей устремлялось к городу.
