— И почему же? — спросил Спархок, бросившись в одно из синих кресел, которыми были обставлены королевские покои.
— Потому что может случится так, что это окажется ненужным. Отец, ты не найдешь Беллиом, пока я тебе этого не разрешу.
— Ты хочешь, чтобы мы плыли с Тиниеном и Эмбаном?
— Да.
— И далеко?
— Это не имеет значения. Я только хочу, чтобы Тиниен был с нами, когда мы отправимся в путь, вот и все.
— Так ты не считаешь, что мы должны плыть именно на этом корабле?
— Нет, конечно. Я только хочу, чтобы Тиниен был с нами несколько дней. Мы отплывем в море на несколько лиг, а затем, если хочешь, пару дней покружим. Мне все равно.
— Спасибо, — кисло пробормотал он.
— Не за что. — Она взяла на руки кошку. — Как, по-твоему, она смотрится в новом чепчике?
— Вполне.
Мурр одарила Спархока ненавидящим взглядом.
— Сейчас я не могу объяснить вам, в чем дело, ваше превосходительство, — говорил Спархок Оскайну в тот же день, когда они встретились наедине в одном из коридоров. — Все, что я могу сказать, что мне нужен предлог покинуть Материон с группой в восемь или девять моих друзей на неопределенное время — недель так на семь или около того. Необходимо убедить мою жену, что это важно, но не настолько серьезно, чтобы она обо мне беспокоилась, и что я должен плыть на одном корабле с Эмбаном и Тиниеном.
— Хорошо, — согласился Оскайн. — Ты хороший актер, принц Спархок?
— Не думаю, чтобы кто-нибудь стал платить деньги за мою игру.
Оскайн пропустил эту фразу мимо ушей.
— Предлог нужен в первую очередь для того, чтобы успокоить твою жену, не правда ли?
— Да.
— Тогда лучше всего будет, если она сама отправит тебя куда-нибудь. Я попробую убедить ее послать тебя в некую поездку, и ты сможешь отправиться по своим делам.
— Мне будет интересно посмотреть, как ты будешь убеждать Элану.
— Доверься мне, дружище. Доверься мне.
— Тэга? — недоверчиво переспросил Сарабиан у своего министра иностранных дел. — Единственное суеверие на острове Тэга заключается в том, что считается дурной приметой не поднимать каждый год цену на раковины.
— Раньше они никогда не сообщали нам этого, так как боялись, что мы сочтем их глупцами, ваше величество, — отозвался Оскайн. Он чувствовал себя стесненно в голубом дублете и чулках, которые Сарабиан приказал ему носить. Он не знал, куда девать руки, и был очень недоволен своими костлявыми ногами. — Слово «глупец» должно очень сильно ранить душу каждого тэганца. Они ведь скучнейшие люди в мире.
