– Может, вы мне руки развяжете? Я не собираюсь убегать.
– Сейчас мы тебе еще и пеньковый галстук повяжем, – грянул своим церковным басом старший из быков.
Был он грузен, не стар – лет эдак тридцать с хвостиком – но на его коротко стриженной голове уже хорошо просматривалась обширная плешь; наверное, от чужих подушек, потому что в черепной коробке здоровяка мозгов было меньше, чем у ископаемого динозавра. Однако, судя по повадкам, этот дуболом прошел неплохую воинскую выучку.
И был опасен. Очень опасен.
– Значит, по-прежнему хитрим… – Храпов мою просьбу проигнорировал напрочь. – Мне очень не хотелось бы применять к вам некоторые очень действенные методы, развязывающие язык, но вы не оставляете выбора…
Заметив вопросительный взгляд "горячего восточного человека", он молча кивнул и быки принялись за привычное, судя по сноровке, дело. Мои руки привязали к деревянному брусу, а к ногам прицепили две металлические болванки, и я с помощью электротали вознесся над полом на целых полметра. Мне хотелось бы и дальше, через крышу и, как любимый детворой Карлсон, по воздуху домой, но уж больно тяжелыми были железяки, да и моторчик папа с мамой почему-то забыли приделать к моей многострадальной заднице.
– Все, амбец, – резко сказал Храпов. – Повыделывался – и будет. Мне нужны конкретные ответы на не менее конкретные вопросы. Твое удостоверение – "липа", притом с чужой фамилией, детский лепет о причинах появления в гараже – брехня, попытка изобразить из себя пай-мальчика, эдакого хронического интеллигента – чушь собачья. Ты Стас Сильверстов, бывший спецназовец, а нынче – сотрудник какого-то вшивого детективного агентства. Попробуй возразить, если сможешь.
Не скажу, что я не был поражен до глубины души. Так быстро разобраться в моей подноготной – по одной фотографии! – это показалось мне просто фантастикой. Неужто Жердин заложил? – мелькнула мыслишка, но здравый смысл тут же подсказал, что в моих домыслах реальность и не ночевала. Я ведь никому не говорил, что пойду в "разведку", а уж капитан тем более не мог об этом знать. Оставалось единственное – за мной следили.
Притом настолько профессионально, что я даже ничего не заподозрил.
Нет, не может быть! Выйдя из дому, я полчаса проверялся на наличие "хвоста", но так никого и не вычислил. Конечно, академий шпионажа я не проходил, но топтунов чуял как легавый пес дичь. И даже не потому, что нас хорошо натаскивали в учебке. Просто у меня с детства как-то неожиданно прорезался талант следопыта. Чем я и пользовался, играя со сверстниками в войну или прятки. Это были какие-то неосознанные моменты озарения, когда голова еще ничего не соображает, а ноги несут туда, куда нужно. И в армии я не раз убеждался в своей нестандартности, когда ни с того ни с сего менял маршрут поиска, тем самым избегая засад. Парни из моего отделения по гроб жизни должны быть мне обязаны, что вернулись домой пусть и немного покарябанные, но на своих двоих и даже со всеми мужскими принадлежностями. Под конец службы я начал подозревать, что в нашем штабе сидит какая-то сука, качающая секретные сведения чеченам, но то были не мои заботы; каждый должен есть свой хлеб, в том числе и военная контрразведка.
