Поскольку вскоре мы найдем веские причины избегать слов «есть», «существует», «является» и «находится», давайте попробуем сформулировать то же высказывание на более функциональном языке — языке, который не предполагает, что мы знаем, чем вещи метафизически «являются» или «не являются» (то есть знаем их метафизические «сущности»). Функциональный язык нужен только для того, чтобы мы могли описывать то, что мы феноменологически переживаем. Итак, Копенгагенская Интерпретация имеет в виду не то, что «не существует» никакой «глубокой реальности», но лишь то, что научный метод никогда не сможет экспериментально установить или продемонстрировать такую «глубокую реальность», которая объясняет все другие (инструментальные) «реальности».
Доктор Дэвид Бом, однако, говорит следующее: «Копенгагенское понимание отрицает, что мы можем делать какие-либо утверждения относительно действительности». Если немного подумать, то здесь сказано больше, чем в формулировке Херберта.
Оба они — и доктор Херберт, и доктор Бом — отвергают копенгагенское понимание. Херберт даже назвал копенгагенизм «физической школой Христианской Науки». Как и доктор Бом, доктор Херберт — мой хороший друг — уверен, что физика может делать утверждения о природе действительности.
Я с этим согласен. Но для меня «действительность» ограничивается тем, что люди и их приборы могут обнаружить, декодировать и передать. «Глубокая реальность» находится в совершенно другой сфере — в сфере философских «рассуждений». Вот почему доктор Ричард Фейнман сказал Бому по поводу его последней книги, «Целостность и подразумеваемый порядок»: «Превосходная философская книга — но когда же вы напишете еще что-нибудь по физике?»
Я попробую защитить доктора Бома (и доктора Херберта тоже) чуть позже. Пока что замечу, что действительность в этой книге означает то, что люди могут испытать, а «глубокая реальность» — то, о чем мы можем только шуметь. Наука, как и экзистенциализм, имеет дело с тем, что люди могут испытать, а «глубокая реальность» принадлежит до-экзистенциалистским философам (последователям Платона или Аристотеля).
Мы можем только шуметь по поводу «глубокой реальности» — и не можем делать значимых (проверяемых) утверждений о ней, — поскольку то, что лежит за пределами экзистенциального опыта, лежит и за пределами человеческого суждения. Никакой ученый совет, никакой суд присяжных и никакая церковь не могут доказать что бы то ни было относительно «глубокой реальности» или хотя бы
