— Да, — сказал он в тишине, — сейчас достаточно спокойный период. Если не считать, конечно, что Штатам придется отступить из Ирака, что нефть продолжает дорожать, но это все заранее известно, а значит, не опасно. Но при всем этом благополучии не стоит забывать, что такая тишина вполне может быть взрывоопасной…
Роберт Тарасюк, профессор, доктор и лауреат множества премий, сказал угодливо:
— Это точно, шеф.
— Вот-вот, — проронил Глеб Модестович. — Мы должны учитывать, что ситуация может резко измениться….
— Золотые слова, — сказал Тарасюк с восторгом, — да, мы все должны это учитывать и постоянно работать над этим!
Глеб Модестович перевел взгляд на меня.
— В старые времена во флоте первым давали высказаться самому младшему. У вас, Евгений Валентинович, какие-то предложения есть?
— По какому вопросу? — спросил я.
Он обвел взглядом присутствующих. Они все смотрели уже на меня. Смотрели требовательно, я чувствовал, как начинаю взмокать.
Глеб Модестович сказал медленно:
— Обществу нужно постоянно подбрасывать что-то, иначе дурная энергия будет прорываться, как теперь любят говорить, непредсказуемо. А стабильному обществу не нужны ни забастовки, ни стихийные демонстрации, ни акции протеста… неважно, против чего эти акции.
Я подумал, спросил осторожно:
— А если мы сами организуем эти акции?
Он ответил незамедлительно:
— При условии, что они будут под нашим контролем.
— Это можно, — сказал я. — Например, во всем мире наблюдается ужасающая дискриминационная политика насчет заселяющихся гостей…
Тарасюк надулся и прервал недовольно:
— Это где же? Это в каком же, простите, месте?
Глеб Модестович вскинул успокаивающе ладонь.
— Тихо-тихо, дорогой Роберт Панасович. Это наш юный друг уже подает, как это будет… э-э… подаваться в СМИ. Верно?
Я кивнул.
— Да. Я вчера вернулся из Ярославля, два дня прожил в хорошем отеле. Даже очень хорошем, элитнейшем! Пять звезд, надо же… Но, увы, даже там я с прискорбием обнаружил разделение гостей по дискриминационному признаку. Представьте себе, мужчин селят отдельно, а женщин — отдельно! Это в наше-то просвещенное время, когда уже сто лет как даже в школах ввели совместное обучение мальчиков и девочек!
Я говорил с подъемом, после подъема жалованья и жаркого романа с Эммой чувствовал себя намного увереннее. Судя по прищуренным глазам Глеба Модестовича, он все понимает, принимает и одобряет. Закомплексованный работник будет держаться зажато, рискованную мысль не выскажет, а именно в ней, возможно, и нашлось бы ценное зерно, так что эта педагогическая мера сработала. Кто знает, возможно, Эмма работает по особому контракту, проверяя сотрудников, но вряд ли признается. По крайней мере, вот так сразу.
