– Кто здесь?
– Де Фонтен, – отозвался веселый голос. – Преданный офицер армии нашего великодушного и обожаемого Филиппа, благословенного Богом короля Франции.
Слова набегали друг на друга, пока Лэр продолжал представлять себя, постоянно повторяясь, увеличивая ряд эпитетов, относящихся к королю. Неуверенными шагами, негромко посмеиваясь, он пересек темную комнату.
«Он пьян», – поняла Николетт.
Факел погас, и она не видела, где Альбер, только легкое движение у крайней постели. Но Альбер не пойдет против воли хозяина. Она отдана на милость де Фонтена.
Лэр чертыхнулся, споткнувшись обо что-то, и тяжело плюхнулся на ближайшую к ней постель, совсем рядом – на расстоянии вытянутой руки. Смех мужчины продолжал звенеть в ушах Николетт. Пахло так, будто в комнате разлили бочонок с вином.
Лэр был настолько пьян, что процесс снятия сапог превратился для него в настоящую пытку. Откинувшись на матраце и продолжая борьбу с сапогами, он начал странный, бессвязный монолог.
– Мне было восемь лет, – он сделал паузу, чтобы устроиться поудобнее. – Я был незнаком… с двором… прямо… деревенщина. Рост – по колено коню, – он довольно замычал, поскольку один сапог все-таки с шумом упал на пол. – Как и все юноши, я должен был прислуживать дяде за столом. Праздник. Тогда был праздник. Тридцать блюд, не меньше, – заверил он, стянув наконец и второй сапог. – И все это время мы должны были стоять, готовые… готовые исполнить любое приказание. Как я тогда устал! Я почти перестал что-либо соображать. И вдруг увидел испанского рыцаря. Оттуда, где я находился, было хорошо видно все под столом, который стоял на возвышении. Рыцарь снял один ботинок, потом второй. Ноги голые… Потер большими пальцами друг о друга, – Лэр облегченно вздохнул, его речь стала более спокойной. – У него были длинные пальцы… Даже для испанца очень длинные. Я заинтересовался. А затем увидел, что леди напротив него подняла юбки и расставила ноги. Как известно – бывает. Это было зрелище! Испанец поднял ногу, и его пальцы занялись интересным делом… Кажется, он удовлетворил эту даму прямо в присутствии короля Франции и трех сотен благородных рыцарей. Стол стоял на возвышении, я – внизу. А над столом леди и испанский рыцарь обменивались светскими любезностями. Я глазам не мог поверить! Должно быть, я залился краской, потому что дядя окликнул меня и спросил, не болен ли я.
Николетт не знала, смеяться ей или плакать. Никогда в жизни она еще не видела вблизи столь пьяного человека. Когда выпивал Луи, его речь становилась резкой, оскорбительной. Иногда Луи поднимал на Николетт руку.
